Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи - стр. 33
Но вот подошел срок, когда жизнь крепко взяла меня за горло. Поступили ноябрьские счета – мы их просмотрели и засунули в отдельную папку на книжном шкафу. Перед нами стояли вопросы посерьезнее. От издателя пришло свирепое письмо, напоминавшее, что за целый год я написал всего два рассказа. Но какое мне было до этого дело? Куда прискорбнее было то, что второй комик не мог поймать верную интонацию в последней своей реплике в первом действии.
Премьера состоялась в Атлантик-Сити в ноябре. Пьеса провалилась с треском. Зрители вставали и уходили из зала, зрители шуршали программками и переговаривались от скуки громким, нетерпеливым шепотом. После второго действия мне захотелось остановить спектакль и сказать, что все это было ошибкой, однако актеры героически доиграли до конца.
Воспоследовала бесплодная неделя перегруппировок и переделок, а потом мы сдались и вернулись домой. К великому моему изумлению, год, этот великий год подходил к концу. У меня было 5000 долларов долгов, из мыслей о будущем имелась одна: связаться с респектабельной ночлежкой, где можно снять комнату с ванной за просто так. Впрочем, одной радости у нас уже никто не мог отобрать. Мы потратили 36 000 долларов и на год приобрели право принадлежать к классу нуворишей. Что большего можно купить за деньги?
Первый наш шаг был предсказуем: мы извлекли из сейфа «мою» облигацию, отнесли ее в банк и попытались продать. Симпатичнейший старичок, сидевший за блестящим столом, был тверд в отношении оценки ее стоимости, однако пообещал, что, если кредитный лимит моего счета будет превышен, он позвонит мне по телефону и даст возможность исправиться. Нет, он никогда не обедает с вкладчиками. Писателей он считает людьми безрассудными, сообщил он, после чего заверил меня, что банк полностью надежно защищен от грабителей от крыши и до подвала.
В этаком унынии я не в силах был даже вернуть облигацию в опустевшую теперь коробку, поэтому мрачно засунул ее в карман и отправился домой. Делать нечего – придется возвращаться к работе. Все ресурсы иссякли, ничего иного не остается. В поезде я составил список наших активов – предметов, за которые, если до этого дойдет, можно хоть что-то выручить. Список получился такой:
1 масляная печка, с дефектами.
9 электрических ламп, всевозможных.
2 книжных шкафа с прилагающимися к ним книгами.
1 коробка для сигар, сделанная каторжником.
2 карандашных портрета, мой и жены, в рамах.
1 среднедорогой автомобиль выпуска 1921 года.
1 облигация номинальной стоимостью 1000 долларов; истинная стоимость неизвестна.
– Давай прямо сейчас сократим расходы, – начала жена, когда я вошел в дом. – Тут неподалеку открыли новый продуктовый магазин: там, если платить наличными, цены в два раза ниже, чем во всех других местах. Я по утрам могу садиться в машину…
– Наличные! – Я разразился смехом. – Наличные!
Чего мы ну никак не могли в тот момент, так это расплачиваться наличными. Наличными расплачиваться было слишком поздно. У нас просто не было наличных. Предпочтительнее было встать на колени и возблагодарить бакалейщика и мясника за дарование нам права платить чеками. В тот момент я осознал важнейший экономический факт: насколько драгоценная вещь – наличность и какие она открывает безграничные возможности выбора.