Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства - стр. 32
Всем известно ныне деструктивное влияние уродливо воспринятой идеи суверенизации, провозглашенной в июне 1990 года Первым съездом народных депутатов России и ставшей необратимой в своем разрушении единого Российского государства. Об этом уже сказано и написано немало. Однако куда меньше сказано о причинах и истоках этой идеи. А между тем если быть объективным, то надо признать, что были и весьма серьезные основания для формирования идеи российского суверенитета, связанные с многолетним бесправием РСФСР в единой семье союзных республик. Наверное, меня могут обвинить в российском великодержавии, но я не могу не сказать о том, в чем убежден. Всем известно, что промышленный и интеллектуальный потенциал союзных республик многие годы в немалой степени создавался за счет России, оскудения и обнищания исконно российских территорий – обезлюдевшее, обескровленное Российское Нечерноземье убедительный тому пример. Говорю об этом не понаслышке и не без горечи, ибо в течение восьми лет, будучи главным редактором газеты «Советская Россия», почти еженедельно присутствовал на заседаниях Совета Министров РСФСР, был свидетелем проявления этого откровенного бесправия и как следствие беспомощности российского правительства, независимо от того, кто его возглавлял: Г. Воронов или М. Соломенцев, В. Воротников или А. Власов.
Учитывая мое происхождение, меня много раз спрашивали: «Чем отличается партийная провинция от партийного центра?»
Отвечу на этот вопрос откровенно, не скрывая свою пристрастность. По сравнению с центром провинции более свойственна искренность и непосредственность в повседневных отношениях, в ней меньше лицемерия и больше доверия между людьми. Однако я не собираюсь идеализировать провинцию, ибо это значило закрыть глаза на ее многочисленные пороки. Среди них всем известное традиционное послушание и почитание центра, старательность в том, чтобы завоевать его расположение исполнительностью, дисциплиной. В своей ретивости во всем повторять центр провинция отличалась большим чинопочитанием, которое было мучительным для любого человека, склонного к тому, чтобы иметь собственное мнение. Вспомним мудрость классика: «Служить бы рад, прислуживаться тошно».
Чинопочитание в провинции было одновременно мучительным и всемогущим, ибо чаще всего зависело от вельможной спеси первого партийного лица. А сама вельможность меньше всего зависела от заслуг личности, ибо просто была непременным атрибутом партийной власти. Из собственной практики знаю, что всегда находились умелые приближенные, которые очень быстро создавали вокруг первого секретаря ореол исключительности, особого положения и прав, создавая в этих целях определенный ритуал поведения, который строго поддерживался самим лидером и становился строго обязательным для соблюдения: первый секретарь всегда шел первым, садился на заседании первым, имел машину 00–01, у второго – 00–02… Вспоминаю, у меня часто возникало страстное желание еще более усилить нелепость этого уродливого ритуала и ввести секретарям и членам бюро обкома порядковые номера на спину, по типу хоккеистов, чтобы не путать, кто какое место занимает в табели о рангах, и соответственно отпускать им полагающиеся почести.
То ли от перелома в возрасте, в Челябинске мне исполнилось 40 лет, то ли от природы, от родительских генов, но меня все больше угнетала эта провинциальная партийная чванливость, чинопочитание, которые вызывали не только чувство досады, раздражения, но и нестерпимой обиды за свое униженное достоинство. В эти моменты мне всегда становилось стыдно перед собой. Все чаще чувствовал себя в стремлении противостоять этой затхлой атмосфере послушания беспомощным, одиноким. Вспоминалось написанное Е. Евтушенко как раз в это время: