Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства - стр. 18

Уже тогда я знал истинную цену научной деятельности в области общественных наук. Опыт защиты диссертации, которую после Ленинградского университета пришлось через год снова защищать уже в ВАКе, многому научил. Я понимал, что есть лишь один автор, имеющий монопольное право толковать догматы марксизма-ленинизма, имя ему – ЦК КПСС. Отчетливо представлял я себе и причины бесплодия общественных наук. Они состояли в том, что не было в них самого главного: борьбы мнений, полемики, инакомыслия. Без этого они неизбежно превращались в кладбище, где не было места ничему живому.

Повседневные вузовские заботы, нелегкие первые месяцы освоения курса лекций, подготовка к семинарским занятиям, кафедральные обязанности – все это заставляло в первое время жить преимущественно интересами и заботами института, на другое просто не хватало сил. Однако и в стены института врывалась повседневная жизнь большого рабочего города и требовала участия. Дыхание времени особенно отчетливо ощущалось в работе со студентами вечернего факультета, который в институте, учитывая запросы металлургического комбината, известного в стране треста «Магнитострой», других крупных предприятий, составлял не менее трети. Студенты-рабочие приносили в институт трудные проблемы жизни, не прикрытые дипломатией острые оценки, настроения, которые пробудил в людях XX съезд КПСС.

Среди проблем, которые по мере «оттепели» в общественном мнении звучали все острее, в Магнитогорске особое значение имела проблема экологии. Город был построен ценой неимоверных жертв и испытаний народа, в короткие сроки и с самого начала стал заложником гигантского металлургического комбината, ибо строился прямо у его забора. Со времени пуска первой домны и первых мартеновских печей и особенно вредоносных обогатительных фабрик у горы Магнитной, обжигающих руду для плавок чугуна, сотни тонн вредных выбросов из труб комбината, и особенно ядовитого сернистого газа, были обрушены на жителей города. И по мере увеличения мощностей комбината, увеличения числа доменных печей до 10, а мартеновских до 35 в городе создавались невыносимые условия для проживания.

А между тем только после Великой Отечественной войны город начал строиться на правом берегу Урала, но и это всего лишь 3–4-километровое удаление от металлургического комбината не приносило большого облегчения людям, ибо никаких технических мер по ограничению выбросов длительное время не принималось. Пишу об этом, ибо сам в полной мере испытал воздействие этих вредоносных выбросов и в годы учебы в педагогическом институте (1948–1952), и во время жизни и работы в городе.

Экологические бесчинства еще чем-то можно было оправдать в 30-х годах, в годы войны: стремлением создать промышленный потенциал – основу независимости страны, выжить и устоять в годы войны. Однако и впоследствии эти экологические бедствия стали постоянными спутниками индустриального развития страны и принесли народу огромные беды. Острота их не спадает и поныне, ибо их скорое решение оказывается во многих случаях просто невозможным. Как это ни горько признать, но по своей сути экологические бедствия – порождение нашего деформированного за годы советской власти образа жизни.

Я назвал только одну острую социальную проблему жизни города. Таких проблем было много. Люди долгое время терпеливо относились к своим невзгодам и лишениям и оттого, что понимали их природу, но больше оттого, что в условиях жесткого административного режима просто боялись выразить свое мнение и свой протест. Теперь же, когда на пути к свободомыслию была взорвана главная плотина – признание вредного влияния культа личности, люди не хотели молчать. Для них становилось очевидным, что в обществе, где провозглашен лозунг: «Все для человека, все во имя человека», не могут быть терпимы те условия, в которых они живут. В городе сохранялись сотни бараков-времянок, воздвигнутых в 30-х годах, без элементарных бытовых удобств (знаю это по собственному опыту, ибо в первый год, не имея квартиры от института, жил в таком бараке у родителей жены): без канализации, центрального отопления, с общими казарменными коридорами и комнатами-клетушками. В них продолжала жить в 60-х годах примерно треть населения города. Не могли быть терпимы острая нехватка детских учреждений – яслей и садов, школьных зданий (многие школы работали в три смены), плохое медицинское обслуживание, ибо больницы тоже были расположены в тех же самых бараках у стен комбината. Город, в котором уже тогда проживало более 300 тысяч населения, не имел своей гостиницы, драматического театра, стадиона, два единственных вуза находились в аварийном состоянии.