Заложница - стр. 24
Нет, Лера, ты же не дура усугублять ситуацию. Спокойно поставь стакан на поднос и работай мозгами. Любое, даже самое безвыходное положение, можно обернуть в свою пользу.
– Всю ночь пыталась понять, почему вы обвиняете меня и Стаса в исчезновении, я так понимаю, близкого вам человека. Вспоминала, анализировала, перебирала факты, но у меня даже предположения не родилось, – наблюдая, как поднимается пар из кружки, без тени агрессии сказала я, потом заставила себя повернуть голову в сторону Аблова и устремила на него почти просительный взгляд, но не как на мучителя, а как на мужчину, от которого жду помощи. – Пожалуйста, объясните мне.
Одно дело – решиться прямо посмотреть в глаза и совсем другое – выдержать полный ненависти ответный взгляд, который куда сильней твоего. Из глаз брызнули слезы, задрожал подбородок, но я не смалодушничала и не отвернулась.
– Не молчите, у меня есть право знать! Может быть, если вы скажете, что конкретно натолкнуло вас на эту мысль, я смогу оправдаться.
Виктор усмехнулся, демонстративно потянул ноги, показывая, что мои слезы и мольбы его ни капли не тронули, а потом начал лениво и медленно аплодировать.
– Благодарю, Валерия, мне не так часто доводилось лицезреть настолько качественное исполнение драматической роли. Подмостки театров по тебе плачут. Если бы решал я, то «Оскар» был бы только твоим.
Ну и мерзавец! По его приказу четверо здоровенных шкафов похитили меня и бросили в багажник, а один из них предварительно заехал мне по лицу, но на этом Аблов не остановился. Он, угрожая насилием, заставил говорить на камеру какую-то чушь. В довершение всего я провела ночь в сыром холодном подвале и до рассвета тряслась от страха, слушая, как клацают зубы. И теперь, после всех мучений и унижений, когда попросила объяснить, почему так происходит, он опять надо мной глумится.
У меня в глазах от ярости потемнело. Где-то на задворках разум твердил: «Ты сделаешь только хуже», – но кто слушает здравый смысл, когда себя не контролирует.
– Сволочь! – крикнула я и бросилась на Аблова с кулаками, поднос рухнул с колен и звук бьющейся посуды слился с ругательствами. – Ты ненормальный маньяк, запер в гадюшнике и еще издеваешься, на, получи, гад!.. – Я от души колотила Виктора куда попало, правда, недолго.
– Успокойся, истеричка, пока я на тебя, как на буйную, намордник не нацепил.
Аблов перехватил мои запястья ручищами, да так, что у меня косточки захрустели.
Понимание того, что против крепкого мужчины я абсолютно беспомощна, не охладило мой пыл, наоборот, в меня словно черт вселился, заставляющий меня кусать мерзавца, пинать его и по возможности бодать головой в грудь.
– Ну все, это уже не смешно, – прорычал Аблов и, одним стремительным движением придавив меня спиной к лежанке, уселся сверху и стал сверлить бешеным взглядом.
В ожидании удара, я зажмурилась и повернула голову в сторону, как будто в такой позе побои переносить легче.
Слышу, как Аблов тяжело и глубоко дышит. Может быть, он успокоится, и мне удастся избежать расквашенного лица?
– Если вы с меня не слезете, я задохнусь, – процедила я сквозь зубы.
– Ха-ха, ты мне только что чуть глаза не выцарапала, драная кошка, а по-прежнему выкаешь.
Последние слова Аблова я расценила как призыв обращаться к нему на «ты», а мне два раза повторять не требуется. Сказано – сделано.