Залесье - стр. 60

Нет, сейчас исследование не пройдет просто так. Что-то назревает, и оно обязательно случится.

– Глянь-ка, приятель. – Сэр Даргул указал на дорогу. – А ведь тут ходят. Столько лет минуло, а тропка до сих пор не заросла. И, похоже, здесь побывали совсем недавно.

– Секта тайных поклонников господаря?

– А почему бы и нет? Его в равной степени боготворят в Ульпии и ненавидят в Залесье. Причем упоминание Валуда вызывает у местных чуть ли не суеверный страх. А ты видел памфлеты? Их распространяют местные купцы. Да-да, кронбургские. Даже по тому, как они написаны, понятно: в них нельзя верить ни единому слову.

– Видать, сей господин им сильно насолил. Мне, как человеку бедному, всегда приятно слышать, как вытрясают золотишко из загребущих денежных мешков, – отозвался Тэдгар.

– Злорадство? – ухмыльнулся Угрехват.

– Можно и так сказать. Но я считаю это чувством торжества справедливости.

– Знаешь, за что я тебя люблю, парень, так это за твою прямоту. Лишь со мной ты можешь говорить все что угодно. Зато с другими… Какой-нибудь морализатор стал бы тебя распекать до самого вечера, твердить: «Так нельзя», «Так мыслить грешно», «Такое и подумать страшно». Но мы – наедине, и тебе я начинаю доверять, а потому скажу прямо. Я тоже не люблю богатых.

Некроманты одобрительно переглянулись. Снова наступила тишина. Слышалась только поступь лошадей по мхам и сухой траве. Волнующее предвкушение опять завладело разумом молодого мага. В томительном ожидании он начал озираться по сторонам – ничего особенного. Применить внутривидение? Конечно, оно не преобразователь излучения Мэрдока, однако показывает чары. И вот юноша заметил следы эманации света и тьмы. Они выглядели, как пятна – на стволах, на булыжниках, под ковром мха. Немного, но их становилось все больше, сами они по мере продвижения смотрелись гораздо интенсивнее.

Видел ли это мастер? Наверное.

Неожиданно деревья расступились. Тропа привела путников на большую площадку, покрытую песком и галькой. Кое-где обнаруживались скальные выходы. То тут, то там зеленели островки куцего мха. Трава здесь почти не росла. Внизу расстилался лес. Голые кроны заканчивались как раз на уровне данного отрога. Впереди бросалось в глаза возвышение с три человеческих роста. Очевидно, его рыхлые склоны постепенно осыпались. На вершине, как последние клоки волос у плешивого монаха, топорщились заросли колючего кустарника. А у подножья кто-то сложил валуны в пирамидку, из которой поднимался резной каменный крест. Всю поверхность монумента покрывала надпись на древнем языке, который ульпийские священники используют лишь для богослужений. Для экономии пространства ваятель пропускал гласные. Торжественность тексту придавали многочисленные контрактуры и надстрочные символы, цифры выражались буквами, как много веков назад. Будто автор текста намеренно желал придать памятнику десятилетней давности облик изваяния, дошедшего со стародавних времен. Лигатуры, вытягивание одних букв и уменьшение других, написание знаков друг под другом – делали строки похожими на ряды загадочных иероглифов.

Сэр Даргул приблизился и вгляделся в строгие линии рельефа.

И тут на хладный монолит, будто выходец из потустороннего мира, где царит вечный мрак, распушив аспидно-черные крылья, опустился ворон. Сразу же повеяло чем-то загробным, воздух вокруг пропитался страхом и ужасом. Богохульная птица обратила на людей красные, словно раскаленные уголья, глаза. Нестерпимая злоба и лютая ненависть читалась в ее взгляде. И никто из смертных не смог бы долго выдержать его. Тем временем нечестивое создание разверзло острый, как отманский кинжал, клюв, и из недр плотоядной глотки падальщика родился дикий пронзительный крик. Будто бы голоса тысяч неприкаянных душ слились в этом чудовищном звуке…