Закон выживших - стр. 14
И вот сейчас Бармен предлагает попытаться вновь. На этот раз – официально.
Богдан достал из старого шкафа почти пустую бутылку, поболтал содержимым, отхлебнул. Самогон слегка деранул по горлу и провалился в желудок, словно в бездну, последние несколько недель не чувствующую ничего. Ел сталкер уже на автомате, просто по привычке. И жил так же. Зачем?
– Незачем, – тихо проговорил Богдан. – Абсолютно незачем. Существуешь, мать твою, как поганка. И сам не рад, что еще не сдох, и не раздавит никто, потому что никому ты нахрен не сдался.
Он бросил взгляд в зеркало, засиженное мухами. Оттуда на него глянул худой, но всё еще жилистый мужик с грязным лицом, заросшим щетиной, и глазами, потухшими, как у несвежей рыбы.
Богдан скривился, плюнул в зеркало, бросил под кровать пустую бутылку, которая, покатившись, глухо звякнула о гору таких же, валявшихся там же. И вздохнул.
Без новой бутылки не уснуть, а это значит, что надо идти через три дома к бабке Салтычихе, которая зарабатывает на жизнь тем, что гонит дрянной самогон для жителей Ораного. Хочешь более качественного пойла – иди к Бармену, но там цена будет втрое. Так что во «Втором кольце» оттягивались в основном военные и богатенькие туристы, остальные местные были постоянными клиентами Салтычихи.
И Богдан – не исключение.
В давно не мытые окна уже заглядывал промозглый и холодный вечер. Неохота было сталкеру на ночь глядя выходить из дому, но ничего не поделать. Вновь метаться на кровати до утра, мучаясь воспоминаниями, которые вновь и вновь прокручивались перед глазами, было еще хуже. Поэтому Богдан запахнул поплотнее свой старый дождевик и вышел за дверь.
…Вечер в Предзонье вязкий, словно серая паутина, мгновенно облепляющая тебя сыростью. Словно в туман в него окунаешься и идешь по раскисшей дороге между домами, стараясь не смотреть по сторонам потому, что от вида покосившихся заборов, кривых домов и чахлого кустарника на душе становится еще паскуднее. Наверно, потому Богдан и не заметил, как из сгущающейся темноты вышли трое и направились к нему, окружая, словно волки, загоняющие добычу.
До сталкера слишком поздно дошло, что происходит. Отступать было некуда, бежать поздно. Единственное, что оставалось, – это развернуться так, чтоб за спиной оказался ближайший забор. Так хоть сзади не зайдут, хотя утешение это слабое в ситуации один против троих.
Одного он знал. «Шестерка» из банды «Мародеров». Мелкий, но юркий парень, пришедший в Ораное недавно, надеясь быстро разбогатеть, грабя состоятельных туристов. Однако местные порядки не предусматривали открытого беспредела, и, похоже, гопник решил приподняться по-другому.
– Здоро́во, Богдан, – ощерился мелкий, показав кривые, изъеденные кариесом, прокуренные зубы. – Говорят, ты нехилый куш сорвал. Поделись с братвой по-босяцки, и разойдемся краями.
– Твоя братва под шконкой дырявой ложкой баланду хлебает, – презрительно усмехнулся Богдан, сам не сидевший, но за эти годы перенявший от собеседников «блатную музыку» и воровские «понятия». – Так что вали отсюда, кидало беспонтовое.
Сталкер был уверен – в открытую посреди Ораного его на «гоп-стоп» брать не рискнут. Палач за такое своих по голове не погладит. Потому удар сапогом под колено от незнакомца, стоящего справа, оказался для него полной неожиданностью.