Закон хабара - стр. 28
Над моей головой застучал автомат – видать, Гаврилюк наконец рассмотрел противника. Правда, очередь тут же и прервалась, и следом рядом со мной плюхнулась нехилая гора безжизненного мяса. Да уж, лесной кровопийца если ударит, то это смерть на девяносто девять процентов. Там силища нечеловеческая…
А «Бритва», между тем, из моей руки вышла полностью, и до хомута, стягивающего пальцы, лезвие не достало. Совсем немного, думаю, пары сантиметров не хватило. При этом я ощущал кончик клинка ножа, зажатый между ладонями, и понимал: еще мгновение, и нож упадет на землю. А еще я видел ноги ктулху, который, поймав туловищем очередь Гаврилюка, утратил невидимость, что, впрочем, нисколько не мешало ему оставаться совершенной машиной убийства. Регенерация у ктулху бешеная, и автоматные пули им особого вреда не наносят – поврежденные ткани моментально восстанавливаются. Потому, чтоб завалить этого монстра, нужно стрелять в него из нескольких стволов одновременно, дабы регенерация не успевала за наносимым ущербом. Или всю очередь в башку выпустить, что во время боя практически невозможно – ктулху тварь не только сильная, но и экстремально шустрая, которая не будет стоять на месте и ждать, пока ты опустошишь свой магазин.
В общем, у меня была секунда, чтоб принять решение до того, как монстр расправится со мной как с более легкой добычей, валяющейся под ногами. Да, его с двух стволов поливали свинцом оставшиеся члены небольшого отряда, но надолго ли их хватит? Сейчас у боргов опустеют магазины, и ктулху, метнувшись вперед, посворачивает им головы – а перед этим, разумеется, одним ударом ноги раздавит мне голову. Просто чтоб не оставлять у себя в тылу хомо – пусть связанного, но еще живого, а значит, опасного.
И тогда я рванулся изо всех сил, чувствуя, как проклятый пластиковый хомут тут же врезался в пальцы, просек мясо, уперся в кости – и лопнул, потому что рывок был и правда мощным. Кровь немедленно хлынула из моих больших пальцев, но это было уже неважно и не особо больно на фоне той боли, что не успела утихнуть после выхода «Бритвы» из предплечья. Да и не до переживаний по поводу боли было, потому что ктулху уже занес ногу над моей головой…
Однако инерции моего безумного рывка хватило, чтоб я, добавив скрутку телом, резко перекатился вбок – и прямо перед моим лицом в землю врезалась когтистая лапа, одного удара которой хватило бы, чтоб моя голова лопнула как воздушный шарик.
Но теперь в моей руке была «Бритва», рукоять которой я поймал липкими от крови пальцами и сжимал изо всех сил, чтобы она не выскользнула из руки. И когда в десяти сантиметрах от моих глаз появилась лапа ктулху, я из положения лежа наотмашь рубанул по ней ножом – и сразу же, крутанувшись несколько раз, откатился в сторону, понимая, что сейчас будет.
Жуткий, нечеловеческий рев разнесся над лесом. Оно и понятно. Мой нож, способный прорубать проходы между мирами, сквозь плоть и кость прошел так, будто их и не было. И когда ктулху поднял ногу вторично, чтобы еще раз ударить вертлявую жертву, то нога-то поднялась, а вот ступня осталась стоять на земле. И какая б у тебя ни была бешеная регенерация, с ходу отрастить кусок конечности никак не получится. А еще, хоть у ктулху и очень высокий болевой порог, думаю, потерять ступню – это все-таки больно. Как и наступать на свежую культю. Ктулху попробовал, опустил обрубок ноги на землю – и, не выдержав экстремальных ощущений, упал. И пополз ко мне, растопырив лицевые щупальца, вылупив белые глаза без зрачков и ревя как бегемот.