Закон Фукусимы - стр. 3

Эх, знал бы я заранее, куда иду и с чем мне придется столкнуться в ближайшем будущем, самоуверенности у меня значительно поубавилось бы…

Одна из стен белой комнаты, обильно политой чужой кровью, бесшумно ушла вниз. За ней оказалась лифтовая кабина с услужливо распахнутыми дверями. Намек был понятен.

Я бросил окровавленный боевой серп и направился в кабину, отделанную лаковым деревом, сверкающую зеркальным полом и, наверно, все-таки с золотыми поручнями. Перед тем как в нее зайти, машинально вытер берцы о белый ковролин комнаты – он все равно весь в кровище, а кабина стерильная, потому мозг команду выдал: вытри подошвы, чтобы пол не запачкать.

Помогло не очень, на стекле остались рифленые следы цвета давленой вишни. Стараясь не топтаться, я посмотрел вниз.

Лифт был явно другой, не такой, что меня сюда привез, и я оценил стремительный спуск вниз и мелькание множества лифтовых створок. При этом мне показалось, что по некоторым из них словно широкой алой кистью прошлись. То ли растерли кого-то между лифтом и этими створками, то ли мне правда почудилось – слишком уж быстрым было движение.

В пустынном вестибюле два охранника с поклонами проводили меня до выхода – причем я отметил глубину поклонов: секьюрити аж руками в колени уперлись, чтобы пополам не сложиться. Зауважали, что ли, после того, как я в одиночку четырех их бойцов уложил[4]?

А снаружи, кстати, ничего не поменялось. Та же ночь, те же избыточные огни реклам вдоль улиц, тот же спертый, влажный воздух другой страны. И тот же длинный черный автомобиль, который, как я понимаю, должен был доставить меня к очередному кордону очередной Зоны.

Позади меня раздались еле слышные шаги и шелест вращающейся бронированной двери.

Я обернулся.

Это был Виктор Савельев. Лицо – как посмертная маска, которой кто-то ради глупой шутки нарисовал глаза. Таким неестественно-бледным я его не видел никогда и первым делом подумал – обманули Японца нехорошие якудзы.

– Что с дочерью? – вырвалось у меня.

Неживые глаза безучастно повернулись в орбитах.

– Она жива, – протолкнулись равнодушные слова сквозь мраморно-бледные губы. – И теперь у нее свой Путь.

– Зашибись, – пробормотал я, понимая по виду Виктора: все плохо настолько, что лучше б он увидел свою дочь мертвой. Я понятия не имел, что там произошло, в этом чертовом небоскребе, ни малейшей догадки не было. Но ясно одно – Савельева надо спасать. От себя самого. В таком состоянии человек может сделать что угодно – самоубиться или же, например, начать валить людей пачками, таким образом выплескивая из себя ненависть ко всему человечеству. В случае с Виктором это могло быть вообще страшно, с его-то способностями и навыками. И потому я сказал:

– Короче. Я сейчас еду в Зону отчуждения. В вашу, местную, которая на Фукусиме. Там вообще труба. Народ гибнет, и никто не знает почему. Мне надо разобраться, что там происходит. Поможешь?

Послышался короткий выдох через нос, отдаленно похожий на звук усмешки.

– Не помню, чтобы ты у кого-то когда-то просил помощи.

– Времена меняются, – пожал я плечами. – Я в японской теме полный ноль, и без твоей поддержки мне здесь будет тяжеловато.

Задняя дверь черной машины была открыта, и ее услужливо придерживал за ручку водила в, на мой взгляд, недешевом деловом костюме – в таком надо нефтью торговать, а не баранку крутить. Не говоря ни слова, Виктор обогнул меня слева, словно я был фонарный столб, и втек внутрь салона, будто в его теле вообще не было костей.