Закон Дарвина - стр. 23

– Кто у вас с Пашкой спарринг выиграл? – поинтересовался он у Арта. Парень оттопырил нижнюю губу и посадил усталую крысу на плечо.

– Я, конечно. Плохо они у вас подготовлены.

– А на ножах? – Голос Верещаева был равнодушно-коварным. Арт смутился и что-то засвистел в пространство.

– Ну, ножи – это ножи, – неопределенно ответил он и встал, поднимая «РПК». – Пошли, Ганза. Спать пора вообще-то.

Верещаев вредно хохотнул вслед и, вздохнув, открыл какую-то потрепанную книжку, лежавшую на перилах.

Вечерело – медленно, солидно и красиво. В поселке, хорошо видном с пригорка, на котором стоял дом, зажглись редкие огоньки керосинок. Над небольшой луговиной, отделявшей от леса северную окраину, пополз густой туман. Обострились звуки и запахи. В доме два женских голоса напевали песню про капитана.

Верещаев отложил книгу, поправил на бедре деревянную кобуру «маузера».

Он ждал.

– Рыбу-то куда, Ольгерд Николаевич? – спросила из окна женщина.

– А? – Верещаев откликнулся неохотно. – Пустите в таз. Пусть поплавают… на свободе. До завтра.

И хмыкнул.

Опять стало почти совсем тихо, лишь посторонние звуки крались из окончательно почерневшей низины. Верещаев сидел неподвижно, лишь изредка лениво отмахиваясь от комаров или перекладывая ногу на ногу. В конце концов он стал почти невидим. Казалось, даже уснул. И пошевелился, только когда послышались легкие шаги и на тропинке снизу, у калитки, появился плавно движущийся смутный силуэт.

– Димон? – окликнул он.

– Я самый, – отозвался Ярцевский, подходя вплотную. Сгибом пальца расправил короткие усики и улыбнулся – в темноте блеснули зубы.

– Поговорил? – Верещаев поднял глаза. Ярцевский кивнул.

– Мужики согласны… – Он встал поудобнее. – Да там все ясно было, я ж знал, к кому присматриваться… Просто хотел, чтобы к нам попривыкли. Один – бывший вояка, второй – из коренных крестьян. Поговорили, посидели…

– Без самогона обошлось? – уточнил Верещаев. – Не чую.

– Обошлось… чай там у одного хороший. – Ярцевский встал прямее. – Ну что? Можно начинать.

– Значитца, теперь ты, Димон, наш князь, – определил Верещаев. – Димитрий Светоносный. Люцифер, в смысле.

– А что? – Ярцевский поставил одну ногу на ступеньку и оперся на нее локтем. – Так и назовусь.

Верещаев кивнул и поднялся. Кобура «маузера» качнулась у бедра.

– Начинать так начинать, – обыденно произнес он. – Пойду погуляю немного. А ты спать?

– Спать, – кивнул Ярцевский. – Не загуливайся. Утром совет.

По правде говоря, о том случае я стараюсь больше не вспоминать. И смешно, и противно. Хотя польза от него была – я пригрозил этим двум не в меру озабоченным товарищам, что если по их вине из моего дома пропадет хоть ржавая копейка – фотоаппарат будет подарен небезызвестному Чанигу. Они испугались… еще как! Хотя, честно говоря, я не мог понять, как можно было… Но хватит об этом. «В мирное время легко быть злым» – как писал Верещаев. Вот и они были злыми лишь в мирное время. К военному оказались не готовы. Ну в самом деле, легко осадить зарвавшегося гопника, если ты знаешь, что сила больше не на его стороне.

Утро следующего дня я посвятил копанию в сарае. Искал разобранную садовую тачку, благо еще помнил, как ее следует собирать.

М-да… думаю, моя мама не заметила, как на место главы семьи понемногу заехал я. А что? В принципе все верно – женщина должна беречь детей и следить за домом. Обеспечивать жар домашнего очага, да. Она может быть мозговым центром, и, надо сказать, довольно хорошим – все-таки в чем-то они умнее нас. Но во времена войны женщина должна закрыть рот на замок и все феминистические идеи (если они есть) засунуть глубоко и надолго. Советовать и помогать – да. Управлять по-своему – только если нет иного выбора. Голливудские «Солдаты Джейн» – неприемлемы. Хотя бы потому, что это неправильно и противоестественно, уж по крайней мере, с моей точки зрения.