Закон бутерброда - стр. 6

существует всего полтора года и уже превратился в эталон. Кристоф еще что-то помнил со времен факультета журналистики и задумался о правах на изображение. Если пара развлечения ради снимала себя в разгар своих забав, то один из партнеров мог выложить видео, не предупредив другого. Кто все эти девушки? Среди десятка видео на сайте одно называлось French Hot babe, длительность 4 минуты 12 секунд, 91 просмотр. Он кликнул. Пара снимала себя сбоку, в позе по-собачьи. Лица были размыты, но ему предстало зрелище очень красивого прогиба спины у девушки. У нее была татушка прямо над правой ягодицей, но какая именно – не видно. Он запустил руку в штаны. Неделю не трахался, с тех пор как Клер объявила, что беременна. А за дни, проведенные с Люком, слишком выматывался, чтобы дрочить, даже мысли не возникало. Ролик продолжался. Теперь пара развернулась лицом к камере, по-прежнему в собачьей позе. Лицо парня не влезало в кадр, а девушка опустила голову. Ее груди колыхались в такт ударам члена. Потом она подняла голову. Кристоф поначалу даже растерялся: она смотрела прямо на него. Бледная, кареглазая, белокурая. Потом она закрыла глаза, и на ее лице появилась особая гримаса удовольствия, почти неотличимого от боли. Кристоф считал, что женское удовольствие – штука странная, слишком сложная, на грани извращения. Он немного прибавил звук на компьютере и так и подпрыгнул, услышав стоны незнакомки. Кончил он почти неожиданно, не справившись с возбуждением.

Вымыв руки, он послал мейл Луи.

>На сайте есть французское видео.

Луи ответил в ту же минуту, и Кристоф подумал, что тот небось тоже натирает болт перед монитором.

>Угу, видел. Ты обязательно должен выяснить, кто такая. Взять у нее интервью. В курсе ли она, что ролик висит на сайте, когда он был снят, с кем и тэдэ. Твой черед пахать, месье журналист.

Проснувшись субботним утром, Марианна несколько секунд пыталась оценить ситуацию. Судя по всему, она надралась и теперь валяется голая в постели какого-то мужика; как его зовут, она, кажется, так и не спросила, – впрочем, это несущественная подробность, поскольку она, по методу Марго, именовала такого рода встречи “Боб”. Означенный Боб стоял рядом и ставил телефон на зарядку. Увидев, что она открыла глаза, улыбнулся: “Прости, не хотел тебя будить”.

Она села; вертикальное положение имело следствием осознание острой необходимости проблеваться. Зажав рот обеими руками, она жалобно пробормотала “тошнит”. Он махнул рукой в конец коридора, добавил “ты и сама помнишь, надеюсь”, – и подмигнул.

Она подхватила шмотки, сваленные в изножье кровати, метнулась туда и распростерлась перед унитазом. Ее вырвало. Почему он подмигнул? И что за ужасы разыгрывались в ночном сортире? Черт его знает; ее куда больше волновал другой вопрос: кому это сейчас придет в голову подмигивать? По ее представлениям, это было запрещено еще в те времена, когда Мишелю Лебу запретили передразнивать африканцев.

Она услышала телефонный звонок, потом голос Боба: “А, мам, привет. Нет, совершенно. Как раз собирался. Да, отчет о практике сдавать в понедельник, но сейчас ведь только утро субботы. Хочешь ошибки исправить?” Какой мрак… Беседует с матерью, пока незнакомая проспиртованная шлюха разукрашивает его туалет. Да кто ж он такой, этот ушлепок? Судя по всему, ей снится кошмарный сон. Надо домой, причем срочно. Она натянула джинсы и футболку. Трусы и лифчик, наверно, где-то в комнате Боба, но у нее не было сил возвращаться туда и разыгрывать сцену “в общем, пока, до скорого или нескорого, так, давай я запишу твой телефон, и так, скажи, как тебя зовут, потому что, стыдно сказать, твое имя я забыл”. Она высунула голову из приоткрытой двери ванной. Боб сидел на стуле, спиной к ней, все еще на телефоне: “…им скорее понравилось, как я работал”.