Закон «Бритвы» - стр. 4
Но, видимо, тот, кто был способен ходить сквозь «кротовые норы» в пространстве, умел нечто большее, недоступное обычным людям. Он встал на одно колено, положил руку на рану, и мощно выдохнул, чувствуя, как от его сердца вниз по руке прокатилась обжигающая волна энергии.
Это было очень больно. Перехожему показалось, что он опустил руку в чан с расплавленной сталью, и это понятно. Когда делишься с кем-то частью собственной жизни – это всегда больно. Организм сопротивляется, не хочет отдавать самое ценное, что у него есть, но в данном случае результат был важнее собственной жизни…
Умирающий вздрогнул и открыл глаза.
– Зачем? – прохрипел он.
– Ты нужен, – прозвучал ответ.
– Кому? – слабо усмехнулся сталкер.
– Родине. В нашу прошлую встречу я предложил тебе сотрудничество, и ты обещал подумать. Сейчас я предлагаю то же самое.
– Просто убери руку, Андрей, – проговорил умирающий. – Не трать силы. Тебе не вытащить меня отсюда…
– Я попробую, – возразил Андрей Макаренко. – Но ты мне должен пообещать помочь.
– Просто раздавать обещания на пороге смерти, – хмыкнул сталкер, чувствуя одновременно и прилив сил, и как снизу вверх стремительно холодеют конечности – верные признаки надвигающейся агонии. – Конечно, помогу, не вопрос. Только учти: органы у меня изрядно подпорчены радиацией. Если собрался кому-то мои почки пересаживать или печень, десять раз подумай…
Он замолчал, так как его внезапно начало трясти. Свело язык, горло, сдавило сердце…
«Ну наконец-то, – пришла вялая мысль. – По ходу, теперь кто-то другой будет тащить на себе мое Предназначение как непомерный груз, намертво приросший к спине».
И это была последняя мысль перед тем, как темнота разверзлась перед ним – и он упал в ее холодные объятия с облегчением, словно путник, достигший цели и в конце сбросивший с плеч тяжелый рюкзак, давивший на них долгие годы…
Запах больницы ни с чем не спутаешь. Смесь ароматов хлорки, лекарств, свежего и не очень свежего казенного белья сразу доносит до мозга информацию о том, где ты находишься, даже если глаза закрыты. Потом к запахам прибавляется осознание, что ты лежишь на спине как бревно, не в силах пошевелиться, руки в области локтевых сгибов болят от игл капельниц, а кожа на лице неприятно зудит – это наверняка на тебя кто-то пялится, словно на неподвижную древнеегипетскую мумию.
Я поднапрягся, поднял веки – тяжелые, словно налитые свинцом…
– Опять ты…
Язык слушался плохо, но я все же это выговорил.
– Ага, – сказал Макаренко. – Опять я.
Ясно, чего ж тут неясного. Значит, он каким-то немыслимым образом все-таки вытащил меня из зала Монумента, определил в больницу и ждет, что я прям с больничной койки ринусь отрабатывать ему Долг Жизни.
– Если ты за обещанным… то хреновый из меня сейчас помощник.
– Не поспоришь, – кивнул Андрей. – Остановка сердца на пять с половиной минут и две недели в коме еще никому здоровья не прибавляли.
Ишь ты, как интересно. Значит, я и правда едва копыта не отбросил – если Макаренко не врет, конечно. Хотя смысла в этом нет: я и так по Закону Зоны ему жизнь должен, и потому дополнительно нагружать меня чувством благодарности совершенно ни к чему. Да и не за что мне его благодарить, в общем-то. После всего, что со мной произошло, жизнь для меня точно пресловутый чемодан без ручки: и нести тяжело, и бросить вроде как жалко, но если кто отнимет – и хрен бы с тем чемоданом, невелика потеря.