Заклятье древних маори - стр. 12
– Да, в чём-то вы правы, – сдержанно произнёс Дайкон.
– Пожалуй, я не стану тебя удерживать. Отправляйся домой, мой друг. А я подберу себе кого-нибудь из местного населения, – сказал Гаунт с оттенком грусти.
– Вы меня увольняете, сэр?
– Если бы они и впрямь поставили меня на ноги…
– Они поставят, сэр. По словам доктора Форстера, гидротерапия должна подействовать очень быстро, – повторил Дайкон слова врача. – Увы, в вербовочных пунктах меня уже видеть не могут. Не позволяют хоть чем-то помочь своей стране. А все из-за моего проклятого зрения. Можно, конечно, в какую-нибудь контору податься…
– Делай что считаешь нужным, – мрачно произнёс Гаунт. – Брось меня здесь, на растерзание стервятникам. Все равно Англии от меня толка нет. Да.
– Но ведь вы собрали для фонда уже двенадцать тысяч фунтов, сэр. Если Англии этого мало…
– Я теперь – никому не нужная развалина, – промолвил Гаунт таким тоном, что даже Дайкон без труда припомнил финальную сцену-апофеоз из «Джен Эйр».
– Чего ты так гаденько ухмыляешься? – прогромыхал Гаунт.
– Меньше всего на свете вы напоминаете развалину, сэр, – улыбнулся Дайкон. – Пожалуй, я всё-таки останусь, если вы меня не выгоните.
– Ладно, тогда расскажи про это ваше уютное местечко. Что-то мне подозрительна твоя хитрая физиономия. Что за каверзу вы мне подстроили? Признавайся.
Дайкон поставил свой атташе-кейс на письменный стол и раскрыл.
– Ваши поклонники сегодня превзошли себя, – сказал он, извлекая из кейса пачку писем и фотографий.
– Прекрасно! – расцвёл Гаунт. – Обожаю, когда меня обожают. Сколько из них прислали свои бессмертные творения с просьбой помочь протолкнуть их на сцену?
– Четверо. Одна дама даже посвятила свою пьесу вам. Об инопланетянах.
– О Боже!
– А вот письмо от доктора Форстера с приложенным к нему письмом доктора Джеймса Акрингтона, медицинского светила с Харли-стрит. Может быть, взглянете?
– Господи, как меня воротит от всех этих светил.
– И все же будет лучше, сэр, если вы прочитаете.
Гаунт скорчил гримасу, но письма взял и опустился в стоявшее возле стола кресло. Дайкон следил за ним с некоторым трепетом.
Из сорока пяти лет своей жизни Джеффри Гаунт провёл на сцене двадцать семь, причём последние шестнадцать – в утвердившемся качестве звезды. Прославившийся в амплуа героя-любовника, он затем быстро достиг сценических высот в интеллектуальных ролях. К его наивысшим достижениям относили поразительную способность доносить до зрителей не только пафос, но и скрытую музыку шекспировского слога. Среднего роста, темноволосый и поджарый, Гаунт не отличался необыкновенной красотой, но обладал двумя бесценными для актёра дарами: величественно посаженной головой и изумительными руками. Что же касается его характера, то шесть лет назад Дайкон Белл, прослуживший к тому времени у Гаунта ровно неделю, отправил своему другу письмо, в котором описал нового хозяина такими словами: «Он горазд на выдумку, непредсказуем, влюблён в театр, необычайно одарён, скор на расправу и невероятно эгоистичен, но с каждым днём все больше и больше мне нравится». За все шесть лет службы у молодого человека ни разу не возникло повода усомниться в верности этой первоначальной характеристики.
Гаунт пробежал глазами записку доктора Форстера, затем внимательно прочитал письмо доктора Акрингтона.