Захватывающие деяния искрометного гения - стр. 20

пошутил я. Но доктор даже не хмыкнул. Не уверен, услышал ли он меня. Я подумал было, не повторить ли, но решил, что, наверное, все-таки слышал, только шутка не показалась ему смешной. А может, все же не услышал? Тогда мелькнула идея пошутить по-новому, перевернуть шутку, так сказать, с ног на голову, добавить еще одну, и получится двоечка, как в боксе. На ножах больше не деремся, можно сказать. Ножами больше не швыряемся, можно сказать, ха-ха. Но этот доктор не любит шуток. В отличие от кое-кого из медсестер. Это наша обязанность – шутить с докторами и сестрами. Это наша обязанность – выслушивать докторов, а, выслушав докторов, Бет обычно задает докторам специфические вопросы: Как часто это принимать? Нельзя ли просто добавить это в «мешок»? Иногда я задаю вопрос и тогда привношу немного легкого юмора. Я знаю, что, сталкиваясь с неприятными обстоятельствами, лучше шутить; для юмора, как говорится, всегда есть место. Но последние несколько недель как-то не очень подтверждают это правило. Мы постоянно ищем во всем веселые стороны, но почти не находим.

– Ничего не получается. – Из подвала поднялся Тоф. Рождество было неделю назад.

– Что?

– «Сега»[31], говорю, не работает.

– А ты ее включил?

– Да.

– Картридж с игрой до конца вставил?

– Да.

– Тогда выключи и снова включи.

– Ладно, – говорит он и уходит обратно.

За окном общей комнаты, посреди серебристо-белого квадрата, отец в костюме – в сером костюме, как на работу. Бет остановилась в дверях между кухней и комнатой и смотрела на отца. Деревья во дворе по ту сторону улицы были большие и серые, с длинными ветвями, чахлая трава на лужайке пожелтела, покрылась палой листвой. Он не шевелился. Костюм на нем, даже коленопреклоненном, обвис. Он сильно похудел. Мимо прошла кошка – серое пятно. Бет ждала, пока он поднимется.

Видели бы вы то место, где у нее когда-то был желудок. Оно стало размером с тыкву. Круглое, раздувшееся. Вот странно – желудок удалили, и даже, если память не подводит, что-то еще вокруг него, а она выглядит беременной. Живот даже из-под одеяла выпирает. Думаю, это из-за рака, но ни у матери, ни у Бет я не спрашивал. Или живот вздувался, как у голодающего младенца? Не знаю. Я не задаю вопросов. Когда я до этого сказал, что задаю вопросы, я солгал.

Кровь из носа идет уже около десяти минут. Недели две назад у матери уже шла кровь носом, Бет не смогла ее остановить, и они вызвали скорую. Врачи продержали мать в больнице два дня. Ее навестил онколог, который иногда нам нравился, а иногда нет, – пришел, посмотрел историю болезни, прицепленную к планшету из нержавейки, присел на край кровати, поболтал – он уже много лет наблюдал мать. Ей сделали переливание крови и анализ на содержание белых кровяных телец. Хотели подержать подольше, но она настояла на выписке; ей было страшно там оставаться, хотела покончить с больницами, не желала…

Она выписалась из больницы опустошенной, подавленной и теперь, благополучно оказавшись дома, не хотела возвращаться назад. Она заставила меня и Бет пообещать, что мы никогда ее больше туда не отправим. Мы пообещали.

– Окей, – сказали мы.

– Я серьезно, – сказала она.

– Окей, – сказали мы.

Я еще сильнее, насколько возможно, закинул ее голову назад. Спинка дивана была мягкой и удобной.