Захватывающее время - стр. 27

Возможно ли, спрашиваю я себя, чтобы Холли подумывала не только об устройстве меня на работу?

Если бы не Ханна, я бы поддался искушению помахать всем ручкой и усесться где-нибудь в уголке, однако сейчас я прохожу мимо всех гостей, обмениваясь рукопожатиями, и наконец добираюсь до конца дивана. Я задерживаю ее руку в своей чуть дольше, чем положено.

– Где я был всю твою жизнь? – говорю я, открывая в сияющей улыбке милую щелочку между передними зубами.

Она ничего не говорит в ответ, смущается, а потом поднимает на меня глаза, и я тону в их бездонной зеленой глубине.

В таких ситуациях приходиться сохранять хладнокровие. Нельзя просто втиснуться рядом с девчонкой и тут же начать к ней клеиться. Поэтому я сначала беру с блюда кусочек какого-то навороченного сыра, на который потратилась Холли, и сажусь на табурет возле барной стойки. Изредка бросая взгляды на Ханну, я делаю вид, будто меня интересует беседа.

Мужчины ведут беседы типа:

– Ну, ты ездил на Тахо[19]? Как поиграли в гольф?

– О, это была фантастика! У женщин тема другая:

– Ты заглядывала в тот маленький антикварный, что недавно открылся на углу Кущерайской и Райскокущской?

– Нет, а что там?

– О, это просто фантастика!

Я даю себе слово, что никогда не буду устраивать вечеринку вроде этой, сколько бы лет мне не стукнуло. И что, после окончания колледжа – именно это называется дружбой? Едва ли этих людей можно назвать друзьями, во всяком случае, в том смысле, который вкладывался в это слово во времена моего детства.

Наверное, все меняется, когда человек выходит в большой мир, и каждый день, в отличие от однообразной рутины школьных лет, приносит ему новый опыт. Но у этих людей нет понятных только им шуток и интересных только им давних историй и теорий о том, как работает вселенная, и многого другого. Между ними нет глубоких связей. Они почти не знают друг друга.

Какое-то время я тренирую свои экстрасенсорные способности, подзывая Ханну к столику с навороченным сыром, чтобы, наконец, заговорить с ней. Но совсем скоро выясняется, что талантов в этой области у меня совершенно нет: она продолжает сидеть на своем месте, прямая как палка, с руками, сложенными на коленях, и губами, застывшими в вежливой улыбке. Обычно мне редко бывает скучно – так уж у меня устроены мозги, – но сейчас, на этой вечеринке, меня начинает охватывать паника. Мне кажется, что если в ближайшее время ничего интересного не произойдет, я рухну с табурета и растекусь по полу. И тут я вспоминаю о косяке, который дал мне Рикки. Он мог бы придать вечеру некоторую остроту.

Ванная на втором этаже – та, что примыкает к спальне Холли и Кевина, – выглядит идеальным местом для того, чтобы там пыхнуть, но что я вижу, когда поднимаюсь туда? Прямо на огромном комоде стоит высокая бутылка скотча «Макаллан» тридцатилетней выдержки. Тридцатилетней! Вот вам весь Кевин. Он обожает пускать пыль в глаза, выставляя напоказ брендовые штучки, однако у него нет желания распивать эту трехсотдолларовую бутылку на столь малозначительной вечеринке. Конечно, ведь его босса-то здесь нет.

Я сам никогда не был любителем скотча, но мой «7Up» уже начинает казаться мне малость жидковатым. Ну и вообще, какова вероятность, что мне когда-нибудь доведется попробовать нечто подобное? Я как-то читал в одной статье в интернете, что шестидесятилетняя бутылка «Макаллана» продается за тридцать восемь тысяч долларов! И что из того, что эта еще не открыта? Я же не вылакаю полбутылки сразу.