Заградотряд. «Велика Россия – а отступать некуда!» - стр. 28
Первым доложил сержант Плотников. Разведчики дошли до станции, разговаривали с дежурным. Тот сказал, что только что на Серпухов отправлены несколько вагонов с дровами.
– Младший лейтенант и четверо бойцов прибыли из Серпухова. Говорят, что возвращаются из госпиталя. Сборный пункт – Высокиничи. Документы в порядке.
Младший лейтенант, туго перетянутый ремнями, построил свою команду и стоял на правом фланге, вытянувшись вперед гладко выбритым подбородком, в ожидании, когда к нему обратится тот, кто командовал здесь всем и вся. Мотовилов мельком взглянул на него и вдруг узнал в нем – или это ему показалось от усталости – того самого младшего лейтенанта с Варшавского шоссе. Как же его фамилия? Он приказал старшине приступить к раздаче пищи и подошел к выстроившейся вдоль дороги шеренге.
– Товарищ полковник, вверенная мне группа бойцов после излечения… – Младший лейтенант одеревенелыми губами продолжал доклад, и Мотовилов заметил, как глаза его остановились на петлицах, в которых он увидел не полковничьи шпалы, а всего лишь кубари старшего лейтенанта.
– Докладывайте, докладывайте, товарищ младший лейтенант. Только учтите на будущее, что перед вами старший лейтенант, командир стрелковой роты.
– Вас понял, товарищ старший лейтенант.
– Говоришь, на сборный пункт?
– Да, в распоряжение штаба Семнадцатой стрелковой дивизии.
– Семнадцатой… Ну-ну. Только вряд ли она там, дивизия ваша. В лучшем случае, рота. Считайте, что вы дошли. Как ваша фамилия, младший лейтенант?
– Старцев.
– Какое училище?
– Подольское пехотно-пулеметное. Ускоренный выпуск.
– Пулеметы системы «гочкис» знаете?
– Чисто теоретически. Хорошо знаю пулеметы системы «максим» образца тысяча девятьсот десятого года, ручной пулемет Дегтярева пехотный образца двадцать седьмого года и крупнокалиберный Дегтярева – Шпагина образца тридцать восьмого.
Мотовилов поморщился и сказал:
– Котловым довольствием я вас обеспечу. Кормите, Старцев, своих людей. Хорошенько поешьте сами и после обеда, ровно через двадцать пять минут, ко мне вместе с сержантом Плотниковым.
Бойцы младшего лейтенанта Старцева, на ходу выхватывая из своих «сидоров» котелки, гурьбой кинулись к полевой кухне. У одного из них Мотовилов разглядел плоский трофейный со съемной крышкой. Значит, бывалый боец. В Семнадцатую… Где она теперь, Семнадцатая… Пропадут ни за грош в дороге.
Надают мне по шапке, в гриву-душу, за самоуправство, подумал он, и решил: семь бед, один ответ. Главное – что? Удержать рубеж до подхода полка. Вот за что спросится в первую голову. А за остальное отвечу потом. Разжалуют до лейтенанта, до взводного? Да хоть до рядового стрелка! Все здесь встретимся, в одном поле, подытожил свои размышления старший лейтенант Мотовилов, и полковники, и сержанты, и рядовые пехотные бойцы.
А младшему лейтенанту, подумал он, наблюдая за толпой возле котла, тоже повезло. Подштопали наскоро и – сюда.
Кухню он приказал спрятать в ближайшем овражке, чтобы не демаскировать позиции роты.
Вместе с горячей кашей старшина Ткаченко тут же раздавал патроны, гранаты и бутылки с горючей смесью. Как злиться на такого старшину? Молодец Ткаченко. Видать, зубами вырвал и эти гранаты, и цинки с патронами. Нет, со старшиной Мотовилову повезло. В меру нагловатый, шумный с бойцами и смирный, подчеркнуто вежливый с начальством. Умеет обделать любое дело, на которое не всякий и решится. Запасливый. Прижимистый. Настоящий хохол. Что и говорить, старшина Ткаченко пришелся ротному по душе. Но старый служака Мотовилов знал и другое: такого весельчака и вьюгу надо было держать в руках. Пускай подружатся с Бурманом, внутренне посмеивался он, представляя, какое лицо будет у старшины, когда младший политрук заявит о своих контрольных функциях в тылах роты. Это тебе не ленивые и заевшиеся интенданты второго эшелона, которые, если это их не касается, любую бумагу подпишут и на любое зло глаза закроют, этот над котлом стоять будет, чтобы доподлинно быть уверенным в том, что бойца на передовой не объедает ни одна тыловая мышь.