Заговорщики. Перед расплатой - стр. 3
– Послушайте, Харада-сан… Я больше не желаю искать эту проклятую кумирню! – крикнул Бельц в темноту.
В ответ послышалось спокойно-равнодушное:
– Как вам будет угодно.
– И вы тоже не пойдете к ней.
– Я позволю себе не согласиться… – японец прошипел: – Почтительнейше не соглашаюсь с вами.
– Повторяю: вы не пойдете туда!
– Именно пойду.
Японец приблизился. Бельц смутно различил его лицо.
– Я иду обратно. И вы идите со мной, – сказал летчик.
– Моя инструкция… – снова начал было японец, но Бельц не стал слушать.
– Мой приказ…
– Позволю себе напомнить, тесе какка, приказывать мне может только тот, кто послал меня сюда.
– Тут старший я!
– Извините, но вы для меня только шофер. – Японец, словно извиняясь за такое сравнение, особенно сильно потянул воздух. – Именно так: шофер, позволю себе сказать с особенной настойчивостью, – Харада поклонился.
Ударить его по темени или пустить в это темя пулю – вот чего больше всего на свете хотелось сейчас Бельцу. Но он не мог себе позволить такого удовольствия. Только сказал:
– Вы не сделаете дальше ни одного шага.
– Мы можем опоздать к цели.
– Когда я отдохну, мы пойдем к границе… Садитесь!
Харада послушно опустился на корточки. Его силуэт стал похож на кучу камней, о какие поминутно спотыкался Бельц. Немец сразу успокоился: он заставит японца вывести его к границе. До всего остального ему нет дела.
Бельц пошарил вокруг себя ногою, пытаясь отыскать что-нибудь, на что можно было бы сесть. Ничего не нащупав, опустился прямо на землю.
– Как хотите, а я должен закурить, – сказал он через несколько минут, снова вынув смятую пачку, и стал на ощупь расправлять сломанную сигарету.
Так же на ощупь Бельц чиркнул спичкой и прикурил из горсти.
– Хотите? – спросил он японца, протягивая сигареты.
Харада не дотронулся до пачки и ничего не ответил.
Бельц, докурив, повторил:
– Отдохнем и пойдем к границе.
Он сказал это больше для самого себя, чем для японца. И снова не получил ответа.
Бельц передвинул кобуру с пистолетом на живот. Он пожалел, что в темноте японец не может видеть его движения: это было бы полезно. Бельц опустил голову на руки, упертые в неудобно растопыренные колени. Он задумался. Одна мысль была противнее другой. Было просто удивительно, сколько прожитых лет может пробежать в памяти человека за несколько минут. В эти мгновения, когда, борясь с усталостью, Бельц пытался отогнать овладевавшую им сонливость, его взор уходил в прошлое.
Как в окне мчащегося поезда, мелькали события детства, кадетский корпус, служба в авиации. Западный фронт Первой мировой войны, поражение и скучная работа в Люфтганзе, год почти ничегонеделания рядом с запутавшимся в своих сомнениях Эгоном Шверером, и опять война. Тут воспоминания сделались более отчетливыми: Польша в развалинах от немецких бомб, горящая Варшава, оккупация Франции, воздушный блиц над Англией, оказавшийся кровавой опереткой, рассчитанной на обман простаков, которым незачем было знать о том, что творится за кулисами этой «битвы за Англию»… Возвращение в транспортную авиацию, вызов к рейхсмаршалу и посылка в личный отряд фюрера; за этим снова приятная служба пилотом рейхсмаршала, производство в генералы и командование личным отрядом Геринга, многочисленные полеты во все страны Европы и неизменное возвращение с трофеями. Потом пожар от бомбы, уничтожившей квартиру вместе со всеми трофеями, метание между Ставкой и Восточным фронтом… Темные слухи, идущие с востока; превращение немецкой авиации из ястреба, безнаказанно клюющего добычу, в затравленную ворону, от которой во все стороны летят окровавленные перья. Немцы, которые хотели и отваживались следить за передачами радиостанций «Свободная Германия», могли слышать советские сводки. А эти сводки говорили, что события развиваются с молниеносной быстротой. 21 апреля слово «Берлин» уже упоминалось в связи с действиями советской пехоты и танков.