Заговор - стр. 34
По логике вещей, я должен был закончить обучение в июле тысяча девятьсот шестидесятого года, но еще в марте я внезапно получил извещение от организации о необходимости немедленно вернуться на родину. Извещение доставил товарищ под кодовым именем Самолет. Это была женщина родом из Чанчуня, высокого роста, с лицом красного цвета, как у спортсменов-пловцов, это был цвет здоровья. Она была моей начальницей в период пребывания в Москве, когда я номинально был студентом, а на самом деле имел секретный статус – говоря начистоту, был шпионом, занимался сбором информации о методах Советского Союза по дешифровке военных секретов США. Моим научным руководителем был Лев Андронов, всемирно известный математик, вместе с тем он был знаменитым дешифровщиком, доставлявшим массу проблем американцам. Наша организация сделала так, чтобы меня распределили к нему, с тем чтобы я использовал его положение и собрал данные о военном состоянии стран Запада. За три года, что мы провели бок о бок, наша дружба день ото дня становилась все крепче, он не только был моим учителем, наставником, он стал мне как родной отец. Я позднее изменил имя на Ань Цзайтянь17 именно из уважения к нему и в память о нем. Узнав о том, что мне надо возвращаться, я сожалел, что придется расставаться с ним, а также что мое обучение еще не закончилось. Не получив из-за внезапного отъезда диплома, который уже был практически в моих руках, я испытывал огромное сожаление.
То, что произошло позднее, – не просто сожаление. Когда я уже оформил в университете все необходимые документы, накануне моего отъезда на поезде я получил еще одну горестную весть – моя жена Сяо Юй погибла в автокатастрофе. Машина, на которой она ехала, столкнулась с грузовиком и упала в пропасть, все, кто был в тот момент в автомобиле, погибли. Не говоря о том, что все люди погибли, даже их тела нельзя было увидеть. Мне сказали, что машина, упав в пропасть, загорелась и все тела обгорели до такого состояния, что невозможно было определить, кто есть кто. В итоге в больнице провели химический анализ, чтобы идентифицировать погибших. Когда я увидел Сяо Юй, она уже была в черной урне.
Урна с прахом!
С урной Сяо Юй я покинул Москву. Я и сейчас помню, что в тот день внезапно пошел снег, он лежал на вокзале сугробами, на душе у меня было так же мрачно и холодно, как и на улице. Поезд, груженный прибывшими из Китая яблоками и свининой, стоял у платформы. Представители русской и китайской сторон разгружали и принимали товар. Все эти вещи шли в уплату долга китайской стороны. Как и говорили, у советской стороны были строгие требования к качеству товара, на платформе стояло несколько специальных блоков для измерения разгруженных яблок. Размер их определялся по науке и по шаблону – не нужны были слишком большие и слишком маленькие. Свинину также проверяли тщательно – если попадались куски со шрамами или рубцами, их тоже откладывали.
В то время отношения между Китаем и СССР были довольно непростыми. Мой багаж тоже был подвергнут тщательной проверке на станции. Мой наставник Андронов, увидев это, еще раз попытался уговорить меня не уезжать. В те дни он постоянно пытался это сделать. Как раз накануне мы долго разговаривали ночью, он проанализировал перспективы отношений между нашими странами и мое возможное будущее. Он полагал, что возвращение – это худший выбор для меня. Он словно предвидел, что отношения между Китаем и СССР ухудшатся, и подозревал, что, вернувшись на родину, я займусь дешифровкой советских сообщений, чем запятнаю нашу крепкую дружбу. Он надеялся, что я останусь, закончу учебу, может быть, даже смогу защитить кандидатскую, сосредоточусь на научных знаниях и не буду вовлечен в дешифровальную деятельность. Мой руководитель сказал: