Заговор «Аквитания» - стр. 85

– А вы не пробовали обратиться за профессиональной помощью? Разумеется, не такой, как моя.

– Она быстро оправляется после таких припадков, – сказал актер, будто защищаясь и снова входя в роль. – К тому же до недавнего времени у нас не было на это средств, – добавил он уже без каких-либо театральных эффектов.

– А сейчас? Сейчас, как я понимаю, деньги для вас – не проблема.

Даулинг опустил глаза, как бы рассматривая лежащую у его ног дорожную сумку.

– Если бы я встретил ее раньше – возможно. Но мы уже – пара старых грибов. Мы поженились, когда нам было хорошо за сорок. Теперь это слишком поздно.

– Извините.

– Мне вообще не следовало браться за эту дурацкую картину. Ни за какие деньги.

– А почему вы взялись за нее?

– По ее настоянию. Я должен доказать себе и людям, что способен на большее, чем рекламировать снотворные таблетки под соусом экзотики Дикого Запада, считает она. Я говорил ей, что мне на это наплевать… Я ведь был на войне, в морской пехоте. Там, в южной части Тихого океана, мне пришлось кое-что повидать, но это – ничто по сравнению с тем, через что пришлось пройти ей. Господи! Можете себе представить, каково им там было?

– Вполне могу.

Актер снова поглядел на него поверх своей дорожной сумки с недоверчивой улыбкой, чуть заметной на загорелом лице.

– Можете, дружок? Не думаю, если только вас не прихватили в Корее…

– В Корее я не был.

– Тогда вы знаете не больше моего. Вы были слишком молоды, а мне, по-видимому, повезло.

– Но ведь был еще… – Но Конверс заставил себя замолчать – продолжать было бы бессмысленно. Вьетнам как бы стерт из национального сознания. Если он кому-нибудь напомнит о нем, даже такому приличному человеку, как Даулинг, сразу же посыплются извинения, и только, но это не пробудит ни малейших воспоминаний в старательно кастрированной памяти. Совсем не то, что в случае с миссис Даулинг, урожденной Мюльштейн. – Ну вот и надпись «Не курить», – сказал Джоэл, переводя разговор в другое русло. – Через несколько минут будем в Гамбурге.

– За последние два месяца я летал этим рейсом по меньшей мере полдюжины раз, – сказал Калеб Даулинг, – и позвольте сказать вам: Гамбург – препротивная дыра. И дело, конечно, не в их таможне: в ночные часы они там не придираются. Шлепают свои резиновые штампы и пропускают вас максимум за десять минут. Но потом приходится ждать. Дважды, а может быть, трижды я просидел более часа, ожидая рейса на Бонн. Кстати, как насчет компашки в буфете? – перешел он на диалект южанина. – Между нами, там очень уважают папашу Рэтчета. Засылают телекс, и вот – стоит ему заявиться – в буфете появляется все, чего душа пожелает. Они не допустят, чтобы у папаши пересохло в горле.

– Ну что ж… – Джоэл чувствовал себя польщенным. Даулинг ему нравился, да и знакомство с такой знаменитостью могло оказаться весьма полезным.

– Должен вас предупредить, – продолжала знаменитость, – что даже в этот поздний час поклонники наверняка прорвутся в аэропорт, да и рекламная служба авиалинии наверняка известит репортеров местных газет, но это не займет много времени.

Конверс был очень благодарен ему за столь тактичное предупреждение.

– Мне нужно сделать несколько телефонных звонков, – небрежно сказал он, – и, если я быстро управлюсь, охотно присоединюсь к вам.