Загляни в Себя. Второй выпуск - стр. 4

Я – дерево. Меняю листву. Шагаю в дырявых джинсах и сумкой на плече в громадную аудиторию. Попадаю в мир, где девочки вымерли, осталась одна я. Ну, почти. Дружу с Ромашкой. Он считает, а я читаю. Пишу громадные формулы и чувствую себя сломанным компьютером, который пишет, но не понимает. Напрягаю извилины: смотрю М (м) атрицу или решаю её, беру интервью у интегралов и у крутых производных. Сражаюсь с теодолитами и нивелирами. Собираюсь с силами (тяги, трения, притяжения) и побеждаю теоретическую механику.

Позволяю себе иногда не слушать техническую тарабарщину и пишу заметки, пробую обуздать рассказы. Иду на Литературный кружок и начинаю дышать и улыбаться. Но всё ещё боюсь начать рукопись. Отмечаю первую сессию, вторую… последнюю. Считаю сметы. Выдыхаю. Перечеркиваю университетское прошлое. Решаю: не буду работать по профессии. С меня хватит цифр.

Я – плодоносное дерево. Выхожу замуж. Рожаю сына. Начинаю писать книгу и участвовать в марафонах. Держу в руках первый сборник «Сказки из маминого сундучка» с моей Купи-Купи (сейчас по ней в школе Симферополя поставят спектакль), второй сборник… седьмой. Начинаю отправлять рассказы на конкурсы. Первый шорт-лист. Фух. Всё не зря.

Не дописываю одну книгу, вторую и даже третью. И наконец заканчиваю четвертую. Главный герой – голубь Глядь улетает. Но понимаю, это не то. Пишу для детей. Рождается Бабошка, Варя и Воля. Теперь мечтаю не просто написать книгу (эта мечта уже сбылась четырежды), а издаться. И понимаю, ничего стыдного в Самиздате нет. Это лучше, чем хранить рукописи в столе и ждать, когда придёт крутой издатель и заплатит горы золота за рукописи. Ха! Всякое бывает, но к этому нужно идти, а не стоять. Иду.

Я – крепкое дерево! Пускаю корни. Тянусь к цели. Цвету. Плодоношу.

Каждое утро Она вставала, затягивала волосы в тугой узел и открывала одну из девяти дверей.

За первой висело зеркало. Отражение в нём менялось – там была она, но разная; то с огромными звериными глазами, полными страха, то с ветвистыми рогами, с которых свисали мокрые комья земли, то с растрескавшейся кожей, по ложбинкам которой текли ручьи зеленой тоски. Она садилась у зеркала и плакала.

Вторая дверь открывалась ржавым ключом. Там стоял стол, на нём стакан и три кувшина, в одном вишнёвая настойка забвения, во втором берёзовый сок смакования грусти, в третьем бесцветная жидкость без названия. Два из трёх кувшинов всегда были наполовину пусты, один же оставался полным, почать его безымянное содержимое Она не решалась.