Загадка фарфоровой балерины - стр. 34

Она старалась не зацикливаться на том, что погибшая девушка – Татьяна. Точнее ей всё меньше хотелось в это верить. Слишком тяжело, когда лично знаешь человека, видишь его каждый день, говоришь с ним. Было невыносимо отождествлять живую и такую прекрасную Таню с останками в старом, покрытом пылью посылочном ящике, который забыли в холодном каменном подвале на тридцать с лишним лет.

٭٭٭

Идти на занятие в понедельник всё же оказалось страшно. Волнение и стыд вернулись, хоть и были уже не столь острыми, как вначале. Настя представляла, как Валентина, брызжа слюной от ярости, клеймит её позором перед всей группой. Но Вава не сказала ни слова о её побеге, словно его и вовсе не было.

Перед классом в коридоре училища к ней совершенно неожиданно подошел Артём, взял за локоть и быстро прошептал:

– Не вздумай никому рассказывать, где была. Скажи, что у тётки или у подруги ночевала.

Это прозвучало как распоряжение. Стало неприятно. В знак протеста Настя тут же достаточно громко сообщила девочкам, что была в пятницу на квартирнике.

Специально взглянула на Мартовицкого, чтобы увидеть реакцию. Его в буквальном смысле перекосило от недовольства.

Тут же все принялись расспрашивать, что там было, кто пел и как Настя туда попала.

– А мой брат был на квартирнике группы «Кино»! А ещё он знаком с Янкой Дягилевой[1], – заявила Тома и перетянула внимание девчонок на себя.

Старший брат Тамары – сын её отца от первого брака – учился в Москве. Настя иногда задумывалась, почему же туда не отправили учиться саму Тому, и пришла к выводу, что, поскольку данные у подруги не самые блестящие, скорее всего она бы там не выдержала конкуренции и нагрузок. А может быть, Настя просто придиралась, и есть другие причины.

Во время класса все мысли унеслись прочь. Здесь были только движения, концентрация, чёткость, ритм. Настя с каждым классом всё больше отдавалась балету. Прогиб, рывок, взмах ноги… Уже почти не страшно и не так больно, как вначале. Даже когда ногти до боли впивались в кожу ладоней, а стопы горели от напряжения. Теперь желание кружиться, прыгать, жить в такт музыке стало осознанным и непреодолимым. Лёгкие юбки из тончайших тканей обвивали бёдра невесомыми складками и повторяли каждое движение своих хозяек, взлетая вслед за ритмом нежной классической музыки. В плавных, изящных, словно взмахи крыльев, движениях, поднимались вверх девичьи руки. Танец дарил наслаждение, взлёт эмоций, довольство собой. Каждый вдох – в такт, каждый удар сердца – в такт. Танец похож на таинство. Он делает откровеннее, обнажает перед зрителем до самых нервов, до самого нутра. С виду балерина – сама сдержанность, спокойствие, сила. А внутри у неё могут бушевать штормы. Вот это и нужно показать.

– Балет – искусство не для слабых. Ни духом, ни физически. Через танец вы не только демонстрируете зрителю умения своего тела, но, в первую очередь, раскрываете свою душу! – говорила педагог, строгим взором окидывая девочек.

Танец – почти что исповедь. Но не перед священником, а перед зрительным залом. Он же – молитва, потому что делает чище, выше, приближает к Богу.

Такие сравнения приходили Анастасии в голову во время класса. Зато не размышления о том, кто же мог убить юную балерину, не тоска по дому, и, к счастью, не мысли о Мартовицком. Тело неимоверно уставало, но как же это помогало разгрузить мозги!