Зачем дана вторая жизнь - стр. 25
Лена повернулась на бок, отгоняя наваждение, крепко зажмурила глаза, и кадр сменился. Теперь возникла операционная: из груди раненой извлекают маленький предмет и бросают в ванночку. Слышится металлический стук, и Лена догадывается: это пуля.
– Что ж такое? Лезет всякое в глаза, невозможно уснуть! – вздыхает она и видит перед дверью в реанимацию лечащего врача в компании незнакомца. Доктор разрешает мужчине поговорить с больной несколько минут в присутствии медсестры:
– Не утомляйте её, ей это вредно!
Следователь присаживается на стул рядом с кроватью и спрашивает:
– Вероника Сергеевна! Вы видели, кто стрелял в вас?
Женщина почти беззвучно отвечает:
– Нет.
– Может, знаете, кто это мог быть?
– Не знаю, – еле шевелятся губы.
– У вас есть враги? – мягко настаивает следователь.
Вероника устало прикрывает глаза и молчит. Кажется, она уснула. Доктор трогает мужчину за плечо и показывает глазами на дверь. Следователь нехотя уходит.
Лена открыла глаза – за окном глубокая ночь.
– За что мне всё это?! Скорей бы утро!
Заметалась соседка, слабо застонала. Елена дотянулась до кнопки вызова – через пару минут явилась заспанная медсестра, широко распахнув дверь, пошла на красный огонёк:
– Зачем звала?
– Она стонет! Ей, кажется, плохо!
– Всё в порядке, не беспокой по пустякам! – проверив пульс больной, с раздражением сказала Марина (это имя значилось на бэйдже).
– Скажите, её Вероникой зовут? – спросила Лена.
– Маврыкивной, – съязвила сестричка, намереваясь покинуть помещение.
– В неё стреляли? – не сдавалась Елена.
– Да, огнестрельное!
– Я никак не могу уснуть. Мне перестали колоть снотворное?
– Если не сделали, значит, нет назначения.
– Может, тогда таблетку дадите?
Марина, подавив зевок, изучающе взглянула на Лену. «Если больная не уснёт, то и мне не даст», – прочиталось в её глазах, и она ушла за снотворным.
Глава 18. Сон о Радуне: в чужой горнице, впервые в бане
Лежит Радуня, связанная по рукам и ногам, на беличьих шкурках, брошенных на воз. Пять телег с добром в сопровождении дюжины всадников медленно въезжают в низкие ворота просторного двора. Слышит пленница топот ног, приветственные крики. Останавливается воз под ней, снова трогается и тут же резко встаёт после зычного окрика:
– Тпру! Окаянная!
Сильные руки тащат девушку вниз. Огромный мужик, что увёз из родного дома, рассекает ножом путы, опускает её на землю. Качается от слабости Радуня – поддерживает её похититель и, толкая в спину, заставляет подняться на высокое крыльцо в просторную нарядную избу. Такую она никогда не видела. Стоят в чистой горнице, не с глиняным или земляным, а дощатым полом, вдоль стен дубовые лавки с резными ножками; посередине возвышается большая белёная печь; уходит труба вверх, в потолок. Сажают Радуню на лавку у входа. Висит в углу перед тёмной доской на тонких цепях плошка. Слабый огонь в ней манит к себе. Строго смотрит сверху узкое мужское лицо. Наверное, хозяин дома!
Трогают Радуню за руку – зовёт за собой отрок. Идёт послушно за ним через двор. В другой избе, поменьше, скоблит ножом деревянную крышку крепкого стола девчонка одних с Радуней лет. Бросает она работу. Шлёпая босыми ногами по земляному полу, ставит перед гостьей глиняную миску с горячей похлёбкой, молча даёт в руки белую лепёшку и потемневшую деревянную ложку.