Забытые: Тени на снегу - стр. 30
Но сегодня он внезапно помог мне. И сейчас ответил. В душе появилась твёрдая уверенность – надо уезжать. Немедленно. И перед мысленным взором мелькнул образ колодца – и туманной твари внизу, тянущей щупальца к босым ногам. И зависших в воздухе слов – косая вязь красных букв. И новая уверенность – не здесь. Колодец – не здесь. Мать уехала на ярмарку в Солнечную долину, а сын – нет. Они должны были встретиться в Солнцедивном, да не вышло.
Я поёжилась и встала. Дело хуже, чем я думала... Намного хуже, если Шамир вдруг стал таким отзывчивым...
– Так что это за чалка из Солнцедивного? С травками для супов?
Я вздрогнула от неожиданности и выдала наспех состряпанную легенду:
– Нет её. Гиблая тропа забрала. Здешние родичи этой чалки назвали имена хозяев постоялого двора, в котором я останавливалась. И там я столкнулась с какой-то беглой знающей в обличье хозяйки. Ты же знаешь, не все в общину вступают, кто-то пытается сам выжить. И нас, общинных, боятся. Ну и... я защищалась. Боюсь, мы ничего больше не узнаем. И я... не нарочно. Она первая начала.
Взгляд Зима стал таким тяжёлым, что я затылком его почувствовала. И поняла – не верит. Кстати, я бы тоже не поверила. И проверила бы, вернувшись в столичный город и опросив сопричастных. Но, к счастью, у нас нет на это времени.
– Ладно. Поехали, – проворчал он и пронзительно глянул на меня сверху вниз. – Но имей в виду, Ось, глаз с тебя не спущу. Ты что-то скрываешь, и я узнаю, что именно.
Я безразлично пожала плечами и отправилась к воротам. Догорающие костры, радостные восклицания, запахи медового сбитня, дружно утепляющие свои дома люди и никакой наледи. Ветер срывал капюшон, тяжёлые тучи осыпались первыми мелкими снежинками.
– О тебе говорят, что ты старой крови, – знающий не сводил с меня настырного взгляда. – Это правда?
Я снова молча пожала плечами и прихватила, удерживая, капюшон.
Зим сообразил, что ничего полезного из меня не вытянет, ругнулся тихо и сменил тему:
– Извозчика где найти?
– Он уже нас ждёт, – я легко проскользнула в щель между воротами.
Прижимистый Норов не рискнул оставлять сани без присмотра. Замёрзший, он ворчал, ругался сам с собой и приплясывал на холодном ветру. При виде меня извозчик подбоченился и заявил:
– Раз ты, чали, отдыха лишила, то тебе и работу давать! Куда хошь отвезу, но тута не останусь!
Я усмехнулась и кивнула. Предчувствовала, что так всё и... продолжится.
– Чего лишила? – переспросил Зим. – Какого отдыха?
– Вы подружитесь, – отмахнулась я. – У вас много общего. Сани не почистишь?
Норов пронзительно свистнул, подзывая пса. Знающий направил ветер на сани, напоминающие сугроб, снося снег. В лесу взвыло, захрипело, затрещало, и из сумрачно-снежной мглы вынырнул, на ходу что-то дожёвывая, ездовой пёс. Я, прохаживаясь мимо Норова, украдкой сунула ему за пазуху согревающую искорку. Сосулька вместо извозчика нам не нужна. Он сразу потёр согревающиеся руки, повеселел. Зим глянул на него с подозрением, но промолчал.
– С ветерком прокачу, чалиры, – бодро заверил Норов, распутывая упряжь. – Куды трогать?
– Из долины, к центральному северному, – озвучил общее мнение знающий. – И чем скорее, тем лучше.
– С ветерком домчу, – повторил извозчик, лихо сдвигая на затылок шапку.
Закончив запрягать, он снова стряхнул с саней снег и поднял с сиденья огромный старый тулуп. Явно для меня. И я послушно забралась под него и позволила себя укутать, хотя с удовольствием бы и так поехала, да ещё бы куртку с сапогами сняла. И поела. Ужасно хотелось есть и спать. Усталость подкрадывалась неспешно, незаметно и неумолимо. Так, что у меня с собой из припасов, пока не помчали по бездорожью...