Заботы Элли Рэйт - стр. 7

Освободившись, села на одну из двух табуреток прямо перед девочкой и положила руки слева и справа от ее крошечного тельца, боясь что она упадет со стола. Малышка немедленно повернулась и потянулась к тому самому глиняному «соуснику», который весьма тускло освещал комнату. Придерживая ее одной рукой, я отодвинула опасную игрушку подальше и только сейчас заметила возле печи-плиты, в которой тускло дотлевали угли, почти не давая света, огромный комок чего-то непонятного.

Вот бог весть, как я догадалась, но, взяв малышку на руки, я подошла к этому комку, откинула в сторону вусмерть засаленные края старого ватного одеяла и обнаружила там, внутри горячий еще горшок, прикрытый деревянной крышкой. В этом горшке нашлась искомая картоха. Беда только в том, что сварили ее в мундире. А на руках у меня была малышка в тряпке. Начистить её до прихода Ирвина я, разумеется, не успела.

Ирвин моей нерасторопностью остался недоволен. Сам он гордо выставил на стол кувшин, наполовину заполненный молоком, и начал ворчать:

-- Эка ты баба бестолковая! Тебе волю дай, ты так и будешь с ней с утра до ночи тетешкаться! А дела по дому ктой-то тогда справлять будет? Поклади Джейку на место и ставь ужин, – грубовато приказал он.

С одной стороны, в этом мире мальчик был единственным моим источником, способным поделиться информацией. С другой стороны, на ум мне неожиданно пришла старая пословица: «Учи дитя, пока поперек лавки лежит.». На мой взгляд, Ирвину было около шести-семи лет. И для меня, относительно взрослой девушки, он все еще лежал «поперек лавки».

-- Если ты еще раз начнешь мне указывать, что я должна, а что не должна делать… ужинать пойдешь к козе в сарай. Понял меня? – я возвышалась над ним с ребенком на руках, обозленная на весь мир, и мгновенно почувствовала укол совести из-за своей грубости: мальчишка сник и опустил глаза, так и не рискнув мне возразить. Выждав минуту, я спокойно попросила: – Пожалуйста, посиди немного с Джейд, а я почищу нам картошку на ужин.

-- Если хочешь, я и сам могу… – он по-прежнему не поднимал на меня глаз.

Совесть принялась жрать меня еще пуще: «Господи! Он совсем ребенок еще. Он только что потерял мать и хоть какую-то опору в этом мире… А тут еще и я… Могла бы, дурища, и помягче мальчика одернуть…». Посмотрела на его руки с грязными ногтями, потом посмотрела на свои, такие же грязные, вздохнула и сказала:

-- Подскажи, где взять чистую миску.

Ирвин мотнул головой куда-то в темный угол, где обнаружилось что-то вроде ларя с посудой. Там нашлась полосатая обливная миска из глины, несколько таких же плошек поменьше размером, заткнутая деревянной пробкой бутыль с чем-то непонятным и еще какие-то вещи, рассмотреть которые впотьмах я не смогла. Накрывать на стол я не рискнула.

Ирвин, покопавшись в хламе на том огромном топчане, к которому раньше была привязана его сестра, притащил еще одну длинную рубаху для малышки. Она была не сильно чище той, что валялась сейчас грязной тряпкой на обоссанной соломе, но, по крайней мере, эта была сухой. Тряпку, в которую была завернута девочка, я сложила вдвое и расстелила на полу. Туда усадила малышку и села рядом, поставив перед собой горшок с картошкой и чистую миску.

Нож, который мальчишка подал мне со стола, был изрядно сточен и не слишком удобен. Но картошку я чистила, скидывая еду в миску. А брат сидел рядом, мотыляя перед лицом Джейд бывшим когда-то красным, а теперь пыльно-розовым лоскутом. К моему удивлению, малышка искренне радовалась, пытаясь схватить тряпку рукой.