Заблуждения убеждений. Услышать зов души в мире, одержимом счастьем - стр. 3

Как указывал Юнг, невроз – это страдание, которое еще не обрело смысл. Он, конечно, не отрицает страдания, но напоминает: осознание смысла наших непростых путей помогает пережить тяжелые времена.

Юнгианская модель требует от человека многого, но и награда велика. Как я говорил своим пациентам, наша работа – не в том, чтобы «вылечить» вас, ведь вы не болезнь. Это – призыв к более глубокому диалогу, который сделает вашу жизнь интереснее и, возможно, приведет вас в духовные пространства, куда вы не планировали заглянуть, но каждое из них придаст вашему жизненному пути более насыщенный, глубокий тон.

Оглядываясь на начало своей карьеры, когда я был профессором гуманитарных наук, я начал преподавать Юнга, потому что считал его понимание природы символов проницательным. Когда психе «одарила» меня депрессией середины жизни и я впервые оказался на приеме у аналитика, что-то внутри меня вдруг поняло: все, что я знал о концепциях Юнга, было до обидного поверхностным. Пока эти идеи не воплотились в плоть, пока они не стали способом размышлять о жизни такой, какой она есть на самом деле, они оставались всего лишь тем, что Альфред Норт Уайтхед назвал «бескровным танцем категорий».

В рамках своей подготовки я три года работал на полставки в государственной психиатрической больнице. Меня закрепили за закрытым отделением, и мне велели всегда носить галстук, чтобы вечером охрана могла отличить меня от пациентов и выпустить из корпуса. Масштаб человеческих страданий, с которыми я там столкнулся, просочился во все слои моей собственной жизни. С детства, имея за плечами свои болезни, я жил в странной смеси восхищения и страха перед больницами. Старший врач, к которому меня прикрепили, однажды привел меня на вскрытие. Несколько дней после этого я не мог выбросить из головы это вздувшееся тело – и постепенно до меня дошло, что моя собственная психе каким-то образом разыграла это возвращение: снова привела меня туда, откуда я ускользнул в юности.

Когда я поделился этим с аналитиком в Цюрихе, он коротко заметил: «Когда справишься со своими страхами, страхи других людей перестанут пугать».

Вскоре после этого я помогал врачу зашивать лицо мужчине, которому в голову запустили стул. И я не мог не восхититься мудростью и автономностью психе, которая столь тонко, почти незаметно вернула меня в тот мир, откуда я некогда сбежал, выбрав заманчивое убежище ума. Как бы странно это ни звучало, моя психе искала исцеления, возвращая меня к месту травмы. Теперь я был достаточно взрослым, чтобы встретиться с этим напрямую и найти смысл там, где детское сознание могло найти только ужас. Мы знаем, что страх – это нормально. Но жизнь под властью страха – совсем другое. Сегодня я вижу ту стажировку как мое самое личное посвящение в целительные намерения психе.

Как и многие, кто проходил анализ, я учился прислушиваться к миру снов, к активному воображению и начинал задавать себе вопросы: «Какому внутреннему стремлению это служит?» Вопрос кажется простым, но именно с него начинается путь к глубинному исследованию. Проблема с бессознательным в том, что оно остается бессознательным.

Недавно, находясь в больнице, я услышал от медсестры вопрос о том, чем я занимаюсь. «Чем это отличается от обычной психологии?» – спросила она. «Ну, хотя бы тем, что мы пытаемся наладить диалог с бессознательным».