Заблудшие - стр. 10

Склон набирал крутизну, на заросшую травой поверхность всё чаще выглядывали скалистые выступы. Вскоре путники уже почти ползли вверх, цепляясь руками за острые камни. Заплечник у Никиты тяжелел, будто чья-то гадкая рука тянула назад. Наконец они взобрались на седловину перевала. Здесь, как обычно, дул студёный хиус. Отдыхать было зябко, они недолго перевели дух и спустились в узкое каменистое ущелье. Сыпуха постоянно уходила из-под ног. Приходилось скользить, как на лыжах, время от времени тормозить, упираясь в крупные камни.

Добравшись до узенькой травянистой опушки, они присели. Никита снял ичиги и перемотал портянки, освободив их от песка и набившейся каменной мелочи.

– Путь-то запоминаешь? – спросил Батоха. – Другие разы будешь сам ходить.

– Дойду, не боись.

– Молодой, памяти много, – согласился бурят и широко зевнул, не удосужившись прикрыть рот ладонью.

– Смотри, чтоб бесы душу не вынули, – поостерёг его Никита.

Внизу, на тёмно-зелёном ковре долины червяком извивалась речушка. Кое-где по её берегу росли корявенькие сосёнки. Спустившись, Никита с Батохой уселись на берегу перекусить. Бурят достал лёпешки и два куска вчерашнего мяса, завёрнутых в промасленную тряпку.

Угомонив голод, Никита разулся и остудил пылающие ноги. Его одежда, промокшая в начале пути, уже обсохла на ветру, иссушилась телесным жаром. Солнце пригревало, было хорошо и безмятежно. Отдыхая, он позабыл о недавних мрачных думах, как о позавчерашнем кошмаре.

– Видел птицу белую, когда спускались? – спросил Батоха. – Над нами летела. Хороший знак. Очень хороший!

– Я под ноги смотрел. Что за птица?

– Посланница Уурак Саган Тэнгэр – покровителя нашего. Она хондогорам дорогу показывала, когда мы в эти места шли.

– Откуда?

– Предки из Монголии вернулись. Там много гнёта и войн было. Бурные реки преодолели, горы перешли и в Тункинской долине остановились, как птица указала. У русских подданство приняли, табилта получили.

– Почему долину Тункинской назвали?

– Это не мы. Ещё до нас тунгусы именовали. Тункэн – по-ихнему барабан. Здесь ночами барабан звучит. Умерший шаман бьёт.

– Что-то ни разу не слыхал.

– И хорошо, что не слыхал. От плохого шаман предостерегает. Особенно русского любит остановить. Слышишь стук – уходить надо!

– Чем ему русские не угодили? Они убили?

– Русские землю не уважают. Копают, дрянь бросают. Духам не нравится такое. Я вот летник построил недалеко от хужира тайного. Жил там, когда зверя стеречь можно. Последний раз пришёл, гляжу: русские побывали. Изгадили всё, разбросали. Дерьмо сзади лежит. Много. Половину полатей сожгли – дрова неохота было носить. Скамейку тоже в костёр бросили – перегорела напополам.

Никита хотел было спросить: «почему русские?», но стыдливо промолчал. Прав был Батоха: много русских нынче по лесам гуляло. И каждый второй – захульный. Если не варнак, так охотник бурдушный, готовый за делёж добычи и человека укокошить.

Отдохнув, они двинулись вниз по речке.

Вода прибывала с каждым новым ручьём, через которые без конца приходилось перепрыгивать. Никита, как ни старался, а всё равно промочил ноги, оступившись на одном из шатких камней. Влага хлюпала в ичигах, но останавливаться не хотелось.

– Скоро до бэлшэр дойдём, а там уже немого останется, – успокаивал Батоха.