Заблудившиеся - стр. 4
Он говорит правду. Она знает, что он говорит правду. Она знает, что в науке он вряд ли бы достиг значительных высот. Но она не может простить мужу, что он так легко сдался. Она презирает себя за то, что живет с таким ничтожеством. В общем, все заканчивается на грустной ноте.
Этот рассказ Сайкину понравился, хотя он не любил грустные реалистические истории: он встречал немало стервозных женщин. Сайкин решил, что рассказ жизненный. Все закономерно, все логично: в финале рассказа женщина успокаивается с другим мужчиной. Он водитель, работает на персоналке. Но женщина довольна, она отомстила бывшему мужу и самой себе.
Сейчас здравый смысл звал Сайкина к осторожности. Следовало до времени не раскрывать карты, изучить другие вещицы Пашкова, проконсультироваться с именитыми литературоведами, не пожалев лишнего времени и денег. Но азарт игрока, уже сделавшего ставку на темную лошадку, нетерпение тщеславной натуры камня на камне не оставляли от всегдашней трезвой расчетливости и видимого благоразумия.
В конце концов, связавшись с этим, а не другим писателем, он ничем не рискует, случись непредсказуемые осложнения, а Сайкин был готов ко всему, этот старикашка не посмеет и рта раскрыть. Духа не хватит. Сайкин пересел в кресло, положил ногу на ногу. Он достал новую сигарету, предложил Пашкову, но тот отказался.
– Вы правильно поняли мое предложение, – повторил Сайкин. – Возможно, оно показалось вам несколько странным, неожиданным. Ведь так или я ошибаюсь?
Пашков кивнул, словно подтверждая, что предложение действительно странное. Сайкин улыбнулся.
– Я человек откровенный, прямой, изъясняюсь просто, без околичностей. – Сайкин распростер руки, будто хотел обнять Пашкова. – Так вот, вкратце суть вопроса такова: у вас есть товар. Рассказы, повести, романы, ваша писанина, которой некультурный человек разве что печку бы растопил.
Сайкин, заскрипел креслом, встал на ноги, прошелся по комнате и устроился на подоконнике.
– Легче написать десять новых книжек, чем издать одну, уже написанную. Хотя вы и порвали все отношения с издателями, работать вы не бросили. Правда, возникал прозаический вопрос: на какие средства существовать? Чем платить за эту комнату, за свет, нужны и носильные вещи. Не в Африке же мы живем. Финансовый вопрос оставался открытым. Но вы решаете его талантливо, творчески. Садитесь на шею родного брата: он таксист, прилично зарабатывает, пусть поделится с родным человеком из любви к высокому искусству. Он делится, он добрый. Как видите, мне и это про вас известно. Я правильно излагаю?
Пашков вместо ответа неопределенно замычал и глубоко затянулся папиросой.
– Сперва вы для вида, чтобы сохранить лицо, отказываетесь от денег брата. Позволяете ему себя уговорить и наконец соглашаетесь принять помощь, изображая на лице внутреннее борение.
Сайкин встал с подоконника и прошелся по комнате. Пашков продолжал молчать, ему было интересно, много ли знает о нем этот пижон.
– Конечно, вы не дошли до полного иждивенчества. Два-три месяца в году, чтобы не сесть окончательно на шею брата, вы подрабатывали. Трудились дворником, ночным сторожем, кажется, в булочной.
– Были силы, работал дворником, верно, – кивнул Пашков, раздумывая, выгнать ли Сайкина немедленно или слушать дальше.