Забери моё сердце - стр. 27
— Лёнь, ты же помнишь, что нам сказали: очередь длинная, а мы в самом ее хвосте. Нам не позвонят. По крайней мере, сегодня точно.
— Да знаю я, Оль, — с грустинкой в голосе прокряхтел отец. — Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц. Просто, как последний дурак, я все надеюсь на чудо.
— Чудо? — переспросила мама. — А разве то, что Аська в школу пошла не чудо?
Тыльной стороной ладони прикоснулась к губам. Надавила сильнее, чтобы грубым дыханием ненароком не выдать своего присутствия за дверью. Еще днем я хотела все бросить, отказаться от глупой затеи со школой и опять запереть себя в четырех стенах, а сейчас за спиной по новой вырастали крылья. Быть для кого-то чудом — вот она лучшая мотивация не сдаваться!
— Мне кажется, ей там не понравилось, — отец покачал головой. Я тоже.
— Два урока? Не рановато ли для выводов?
— Два, три — какая разница, Оль? Аська сама не своя весь вечер. Может, зря мы у нее на поводу пошли, а?
Я и не заметила, как раскачалась на пятках. Туда-сюда. Туда-сюда. Сама же всю дорогу от школы до дома на любой из вопросов отца отвечала холодно и односложно, а теперь удивлялась его реакции.
— Захочет — расскажет. Передумает — вернется на самообучение. Лёнь, мы обещали не мешать ей, помнишь?
Я, наконец, смогла вдохнуть полной грудью и, напрочь позабыв о конспирации, снова заглянула в гостиную. Слава богу, родителям было не до меня.
— Что, и поволноваться за дочь уже нельзя? — отец накрыл мамины ладони своими, крепкими и надежными, а потом задрал голову и, столкнувшись с ней взглядом, улыбнулся. — Ладно, давай свой борщ!
И тут я вздрогнула. Отшатнувшись от двери, мигом вернулась в реальность. До чего я дошла? Стояла здесь и подслушивала собственных родителей, как какая-то Скворцова своего отчима. Мало того что я ровным счетом ничего нового не узнала, так еще и хлеба не нарезала. С размаху заехав себе по лбу, я поспешила на кухню. Боялась, что родители поймут, чем я тут занималась, а потому неслась со всех ног. Из хлебницы схватила буханку "Дарницкого" и, сгорая со стыда, принялась оперативно ее нарезать — выходило не очень.
— Дочка, у тебя все хорошо? — застыв на пороге, отец перевел встревоженный взгляд с меня, запыхавшейся и взволнованной, на корявые куски черного в тарелке, а затем обратно.
— Да, пап, — улыбнувшись, я снова поднесла нож к буханке, но тот предательски дрожал в моей руке.
— Ася, давай-ка я сам, а ты пока ложки достань, что ли.
Но и с приборами у меня не задалось: вместо выдвижного шкафчика под столешницей, я зачем-то полезла на полку с мукой.
— Ась? — тут уже вмешалась мама. — Что с тобой? Неважно себя чувствуешь?
Ну да! Угрызения совести за мой непомерно длинный и любопытный нос изводили меня сейчас ничуть не меньше дурацкой одышки и головокружения.
— Я всего лишь задумалась, простите.
— И о чем? — мастерски орудуя ножом, спросил папа, а мне ничего другого в голову не пришло, как ляпнуть:
— О школе, разумеется.
— Поделишься с нами своими размышлениями?
Мама достала ложки и вручила мне, чтобы я разложила те на обеденном столе.
— Даже не знаю, — пожала я плечами. — Странное послевкусие, если честно.
Что я несла? Зачем? Если хотела в маминых глазах остаться чудом, то должна была петь дифирамбы своему первому учебному дню, а не вот это все.
— А если чуть подробнее? — тут же уточнил папа.