Забава мажора. Закрытая школа - стр. 36
Не колеблясь, Кирилл не оставил между нами оптимального пространства, которое должно быть между людьми, чтобы они не делили каждый вдох и выдох друг друга. И у меня не было ни единой догадки зачем Кириллу так было поступать. Только, если...
Он меня поцеловать захотел?
Да-а не-е-ет. Бред.
Но, если не поцеловать... Тогда... Зачем Кирилл встал ко мне так близко? Настолько близко, что я вот-вот, такое чувство, что задохнусь от морозного воздуха.
Вспомнилось детство, а конкретно тот день, когда папа впервые за долгое время вырвался с работы.
Для папы, сколько я себя помнила, всегда было что-то из области фантастики - выкроить время на то, чтобы провести день с семьёй.
Побыть даже ненадолго вдали от вечных звонков и вопросов, которые ему обязательно нужно было решать безотлагательно, скорее всего, довело бы его до нервного срыва.
Я не помнила подробностей: ехали ли мы на машине, шли ли пешком, какой тогда был день. Пасмурный или наоборот солнечный. Ведь мне было всего лет шесть-семь.
Из моей памяти напрочь стёрлось где именно мы были, но зато хорошо отпечаталось то безграничное счастье от осознания того, что папа, наконец-то, был рядом. Пусть он и постоянно отвечал на звонки, но проводил со мной и мамой время полноценно.
То, что папа пробыл вместе с нами целый день стало для меня чем-то сказочным.
И сейчас мне хватило всего лишь парфюма Кирилла или его самого, чтобы меня отбросило туда, куда не нужно.
Нельзя вспоминать, легче не затрагивать прошлое. Больше я не увижу папу даже поздним вечером, он не назовёт меня Русалочкой и мама…Она навсегда в моей памяти, но человеческая память ужасна.
Прошло меньше четырёх лет после смерти родителей, а я уже не так точно могу воспроизвести в голове мамин голос. Я забыла как звучит её смех, забыла папин одеколон. Тётя Анфиса не разрешила мне взять ничего из вещей родителей. Выкинула всё и, если бы кто-нибудь спросил меня чего я боялась больше всего на свете... Я бы ответила, что забыть. Не внешность. Нет. Я боялась забыть то какими родители были лишь со мной.
Фотографий в интернете полно, но там были, как будто кто-то другой, а не мои мама с папой.
Я видела любовь между ними, по незначительным жестам. Тому, как по-особенному улыбалась мама лишь папе. Другим доставалась её сдержанная улыбка. По незримой связи между ними. Только вот... Журналистам не удалось заснять в полной мере любовь моих родителей.
В детстве я обожала пролистывать альбомы с нашими совместными фотографиями. Готова была бы даже сейчас встать на колени перед тётей Анфисой. Умолять её не выбрасывать вещи родителей. Сделала бы всё и даже больше, ради всего одной фотографии. Любую гадость, на которую была способна изощрённая фантазия тёти, но...
— Чувствуешь? - спросил меня о чём-то Кирилл и я, ухватившись за его голос, сумела, скорее всего, лишь ненадолго, но прогнать грусть.
"Что чувствую?".
Каким-то непостижимым для меня образом Кирилл услышал так и неозвученный мной вопрос.
— Когда я рядом с тобой... - не договорил, вероятно, сомневаясь можно ли мне рассказать то, что у него на душе.
Я приподняла брови в немом вопросе и Ледов всё-таки решился:
—... Чувство такое, будто мы снова дети. Мир вокруг нас незнакомый, но пьянящий и нет проблем. Одно предвкушение.
Кирилл прикоснулся к моим мигом вспыхнувшим щекам. Стёр с них слёзы и захотел приблизиться. Я отпрянула, чтобы избежать этого, но он, играя в неизвестную мне игру, стал преследовать меня. Зашёл в комнату следом за мной и, толкнув дверь плечом, закрыл её. Настиг меня за один удар моего вмиг затрепетавшего сердечка и, сомкнув руки на моей талии, прижал меня, шокированную этим его действием, к нему. Застигнутая врасплох, не думая о том, что творю, я стиснула пальцами свитер на груди Кирилла... Избегая зрительного контакта, громко и порциями выдохнула. Насмешила его этим, но осознала лишь с запозданием, что сделала. Зачем я, интересно, повела себя, как лошадь Пржевальского? Я у Кирилла что сахарок выпрашивала?