За веру, царя и социалистическое отечество - стр. 42

– Никогда еще копыта печенежских коней не ступали по улицам стольного города. Не бывать этому и ныне. Кровью своей умоются и портками своими утрутся.

Пьяная болтовня, споры и песнопения быстро умолкли. Жрать и лакать продолжали с прежним воодушевлением, но уже старались не греметь зря посудой и не чавкать. Как-никак, а каждое слово князя значило немало – могло и милостью обернуться, и карой.

– Живота своего не пожалеем за город наш! – рявкнул староста мукомолов. – Да только оружие у нас малогодное. Одни засапожные ножи да древокольные топоры. Надо бы обывателям мечи и бердыши раздать.

– Раздать можно, – молвил воевода, затеявший этот разговор. – Да как потом обратно сыскать?

Тут уже зашумели и другие гости, распаленные не только вином, но и заботой о безопасности родной сторонушки.

– Послать за Днепр дружину!

– На дружину уповать не приходится! Им хотя бы княжеские палаты от супостатов уберечь!

– Эх, братцы, зря мы варягов отпустили!

– Варяги твои хуже печенегов! Печенеги свой кус отхватят и уйдут, а варяги ярмом на шее не один год висели! Едва избавились от этих защитников!

– Надо соседей на помощь призвать! Новгородцев, рязанцев, смолян.

– Пока еще эта помощь поспеет! А печенеги уже своих коней в Днепре поят.

– А почему бы к грекам не обратиться? Мы ведь им против болгар помогали.

– Не до нас сейчас грекам! Их магометане с полудня теснят.

– Витязя Дуная за подмогой к литовскому князю пошлите! Он в бытность свою на тамошней службе дочку княжескую огулял. Свояку отказа не будет.

– Во-во! Князь литовский только нашего Дуная и дожидается. Поди давно секиру на его головушку наточил.

– Брехня! Дунай той дочки и в глаза не видел. Он у князя простым конюхом служил.

– Да если бы конюхом! И до конюха не дорос. Три года в привратниках подвизался, три года двор метлой подметал. Подтверди мои слова, Дунаюшка!

– Подтверждаю! – По гриднице разнесся звук увесистой затрещины. – Если мало, могу и слева добавить.

– Тихо! Никшните! Уймитесь, горлопаны! – дружно заорали княжеские телохранители-гридни, стоявшие с бердышами у него за спиной. – Надежа-князь хочет слово молвить!

Гости умолкли, словно сухим куском подавившись, только скулили собаки, да стонал под столом изувеченный Дунаем пустомеля. Владимир заговорил негромко, но веско, пристально вглядываясь в лица подданных:

– Горевать нам рано. Смятению предаваться и подавно. Казна киевская опустела, это верно. Похитил злато аспид лукавый, коего я на своей груди опрометчиво пригрел. Ничего, аукнется ему наша беда. Будет в Хеле кромешном гной пить и калом заедать… Злата нет, да руки и головы остались. Руки сегодня пусть отдохнут, а умом сообща раскинем. Сообща и приговор вынесем. А решать вам, князья-бояре, богатыри-воеводы, купцы-гости да пахари-кормильцы, вот что. Как казну златом наполнить? Как верных друзей-союзников завести? И как от печенегов оборониться? Сначала пусть свое слово божьи слуги скажут. – Взгляд Владимира остановился на волхвах, с постным видом восседавших на лучших местах.

Встал самый древний из них, уже даже не седой, а сизоволосый, словно леший. Прежде он звался Сновидом, а ныне Асмудом.

– Судьбы людей и судьбы народов вершатся не на пирах и даже не на бранном поле, а у священного источника Урд, где мудрые девы-норны день и ночь не отходят от своих прялок, – голос у волхва был слабый и отрешенный. – Пряжа судьбы давно готова, роковые руны вырезаны. Все, что должно случиться под небесами, а равно и на небесах, – предрешено. Кому завтра суждено погибнуть, тот неминуемо погибнет, даже укрывшись за ста щитами. Кому суждено испить чашу на победном пиру, тот счастливо избежит всех опасностей. Вот что говорят великие боги.