За туманной рекой - стр. 18

– О, вот как! – Андрей немного удивился, но понимающе кивнул. – Но я понимаю. Нелюбимая работа – словно каторга.

Девушка боялась, что он продолжит расспрашивать, чем же она занималась, но он внезапно сменил тему, придвинувшись чуть ближе, и ткнул пальцем в стекло.

– Глядите! – За окном проплывала Обуховская больница. – Представляете, у меня есть друг, который обожает всякие странные места. Пару лет назад он с приятелем забрался в какой-то заброшенный корпус этой больницы. Я не знаю, что там творится сейчас, но тогда он рассказал мне, как они бродили с фонариком по длинным коридорам со всяким хламом, снимали на камеру темные, пыльные палаты… Всюду валялись битые стекла, вещи, мебель, фотографии пациентов, пришедшее в негодность медицинское оборудование, перевернутые кровати… словом, та еще картинка! Я видел отрывок того, что они наснимали. Признаться, жутковатое зрелище, хотя я не верю во всякую потустороннюю чушь!

Он рассмеялся и продолжил:

– Так вот, больше всего меня впечатлили именно фотографии пациентов, их лица, с застывшими взглядами. Эти снимки валялись там многие годы, покрывались пылью… а ведь это чьи-то жизни… И знаете, еще там были восковые слепки человеческих лиц, головы, набитые какой-то грязной ватой, обмотанные посеревшими от времени бинтами. Слепки выглядели чересчур натуралистично… Восковая кожа была с порами, морщинками. Понимаете? Будто это была настоящая человеческая кожа, а не воск, которую натянули на куклу. Даже мне стало не по себе. Вы бывали в Кунсткамере?

Лара кивнула. Она пыталась слушать его и безмолвно наблюдала за тем, как со стороны больницы в сторону реки несется взбудораженная толпа людей, одетых в белые просторные рубахи.

Андрей, конечно, этого не замечал. Для него все кругом, как и фасад Обуховской больницы, выходивший на набережную Фонтанки, было обычным. Только очень мокрым. Но ей виделось иное. С некоторой тревогой она наблюдала, как полуодетые мужчины и женщины подбегали к Фонтанке и теперь следовали за теплоходом вдоль набережной, спотыкаясь, падая, не сводя с него горящих глаз.

Некоторые их них скалили беззубые рты, кричали, и размахивали руками. Они хихикали и прыгали на цыпочках, изображая какую-то игру. Лара понимала, что они видят ее так же, как и она видит их. Одна из женщин с обвисшими от дождя волосами вдруг перелезла через ограду, расхохоталась и вниз головой ухнула в реку, подняв тучу брызг.

Девушка задержала дыхание, чтобы не вскрикнуть. Сквозь промокшие насквозь рубахи просвечивали изможденные тела. Ткань облепила их худые руки и ноги, отчего казалось, что на скелеты натянули больничную форму. Тем временем, люди столпились там, где под воду ушла женщина и перегнулись через ограду, всматриваясь в неспокойную реку. Они не выглядели испуганными, только – любопытными.

Женщины уже нигде не было видно. Люди долго не ждали.

Лара бессильно наблюдала за тем, как один за другим, взмахнув руками, они камнем прыгали вниз, исчезая в серебряных волнах.

Лара зажмурилась, сдерживая подступающие слезы.

Теплоход полз дальше, оставляя позади больницу и Обуховский мост.

Обычно все времена года для нее походили одно на другое, но это лето вырвало из привычного жизненного ритма.

Позади остались школьные экзамены и нудные нравоучения учителей, которые уверяли, что им лучше известно, как ей следует поступить. Но пройдет еще один год – и школа навсегда останется в прошлом.