За сумеречным порогом - стр. 20
– Никогда не фотографировал эксгумацию, – сказал он. – Вот пару трупов – да, пришлось снять. Самое лучшее в них то, что они не двигаются.
– О господи! – воскликнула Кэт.
Сильный порыв ветра разметал ее волосы.
Она увидела голубой щит и наклеенное на нем объявление с указанием времени служб в церкви, под ним подпись викария: «Преподобный Нейл Комфорт».
– Подходящее имечко для викария, – заметил Эдди.
Они прошли на кладбище. Оно было старое, запущенное, многие надгробия накренились, некоторые обросли мхом и лишайником, на других почти стерлись надписи.
– Современное кладбище сзади, – сказал Эдди.
Кэт смотрела на могилы с чувством неловкости. Кладбища пугали ее. Она шутя говорила, что после смерти станет донором – пожертвует во славу науки свои органы, но по некоторым причинам не составляла завещание – ей не хотелось думать о том, что она смертна. Она старалась не зацикливаться на мысли о смерти, возможно, потому, что ей часто приходилось сталкиваться с ней по работе: тела, извлеченные из покореженных машин, рыдающие вдовы; попытки раздобыть фотографии у убитых горем родителей. Иногда трагедии других людей значили для нее так же мало, как имена на могилах, мимо которых она шла сейчас, и тогда Кэт пугалась, уж не стала ли она слишком бесчувственной, слишком толстокожей. Но как-то ее отправили брать интервью у четырехлетней девчушки, умирающей от лейкемии, и остаток дня Кэт провела, борясь со слезами.
Шагая по мощеной дорожке через старое кладбище, Эдди и Кэт миновали высокое тисовое дерево, ветки которого бились о стену. Ветер гнал впереди стайку сухих листьев.
– Обычно вокруг кладбища сажают тисы, чтобы отогнать злых духов, – сказал фотограф.
– Это из тиса делают крикетные биты?
– Да нет же, из ивы. Господи, ну и тупые же вы, янки! Ты сколько лет тут живешь?
– Десять.
– И до сих пор не знаешь, из чего делают крикетные биты?
Кэт усмехнулась, но, когда они обошли церковь и увидели полицейского в форме, лицо ее помрачнело. Полицейский стоял перед белой лентой, которая огораживала кладбище позади него, крошечное, опрятное, с потемневшими по-осеннему березами по краям. Виднелись ворота, поперек которых тоже были протянуты белые ленты, одна из них отшпилилась и болталась, как хвост у воздушного змея.
Кэт уже успела познакомиться с некоторыми местными полицейскими, но этого она видела впервые. Молодой, с враждебным и скучающим взглядом. Она протянула ему свою пресс-карту; с легкой презрительной усмешкой он взглянул на фотоаппараты у Эдди на шее.
– Никакой прессы, – заявил он.
Порыв ветра слегка сдвинул его фуражку, и он натянул ее поглубже.
– А кто же допускается? – спросила Кэт.
Позади, ближе к концу кладбища, двое мужчин растягивали импровизированную зеленую ширму, вбивая колышки, как будто ставили палатку. Ширма дико хлопала на ветру, и им приходилось туго. Полицейский устремил взгляд поверх Кэт, словно ни ее, ни Эдди рядом не было.
– Ну так как, старик, – вступил в разговор Эдди, – кому разрешается присутствовать?
– Кому надо. – Полицейский, как часовой, молча продолжал смотреть вперед.
Кэт начала злиться.
– К кому здесь можно обратиться?
Полицейский покачал головой.
– Эксгумация будет происходить здесь?
Он снова ничего не ответил.
Эдди подмигнул Кэт и зашагал назад по дорожке. Она пошла за ним следом. Он остановился и кивнул в сторону современных домиков: