За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - стр. 30

– Айда, братцы, играть в «Спрыгни»!

И теперь он все еще сидел на платформе, а она все разгонялась, и вот-вот спрыгнуть будет поздно…

Почему-то, когда начинаются революции, кончаются дрова! Как будто лес контрреволюционен и не хочет снабжать людей при таких политических обстоятельствах. И тогда в Вязьме, со всех сторон окруженной лесами, стало трудно достать дров, а уже с начала ноября наступила стужа.

– Есть нечего, в квартире холодно, – плакала Тася. – Это может скверно отразиться на ребенке.

– Что-что? На каком ребенке?

– На нашем. А ты не заметил, что у меня давно уже не было месячных?

– Немедленно обследоваться!

И он лично провел обследование.

– Судя по всему, не менее двенадцати недель. Стоит поторопиться.

– Куда поторопиться? – сердито возмутилась Тася. – Я не собираюсь никуда торопиться. Второй раз не буду!

– Не будешь… – потупился он. – Ты права. Нам нужен ребенок. Дрова я достану. Мне двадцать шесть, тебе скоро двадцать пять. Самое время обзавестись.

– Ты правда не против?

– Конечно. У мужа и жены должны быть дети. Семья без детей – что улей без пчел. Я достану дров и пропитания.

– И к тому же это простимулирует тебя.

– Простимулирует?

– Даст толчок. Ты должен заставить себя ради ребенка.

К этому времени он уже давно не помнил, сколько раз вводил себе морфий, даже не помнил, сколько было прощальных инъекций. Где-то в сентябре от однопроцентного раствора он перешел на двухпроцентный, в октябре – на трехпроцентный, а теперь делал два трехпроцентных шприца, а это уже много. Скоро спрыгивать станет совсем поздно!

– Я всегда воспитывал в себе силу воли. Готов собрать ее в кулак.

Он продержался сутки. Во имя ребенка. Но сорвался. Потом снова пытался собрать в кулак всю свою силу воли. Появлялось раздражение, переходившее в лютую злобу.

Пытаясь смирить эту злость, задыхаясь, попросил жену присесть для серьезного разговора.

– Я не хотел тебя огорчать сразу. Ты знаешь, что вот уже четвертый месяц, как я морфинист. И зачатие произошло, скорее всего, когда я был под инъекцией.

– Я ничего не хочу слышать!

– А я ничего от тебя не требую. Но послушай. Заячья губа – лучшее, что может случиться. Врубель даже изобразил своего малыша с заячьей губой. Ты помнишь эту пронзительную до слез картину? Малыш Врубеля недолго прожил. Чаще выживают, но страдают тяжелыми нервными и психическими расстройствами. Здоровье ни к черту. Враждебно настроены по отношению к окружающим. Но и это не все. Бывают случаи, когда рождаются без ручек или без ножек. А то – и без ручек, и без ножек. Или с атрофированными. С дырой вместо носа. Или макроцефалы.

– Макроцефалы? – в ужасе переспросила Тася.

– Люди с маленьким туловищем, но гигантской головой. Возможно, нас Бог милует, ребенок родится с руками и ногами, но в дальнейшем последствия все равно скажутся.

Она заплакала. И плакала три дня. А он попытался перехитрить морфий, делать не два трехпроцентных, а три двухпроцентных. Но этого уже казалось мало.

Больше всего сломило бедную Тасю слово «макроцефал». В нем тоже слышалось страшное слово «морфий». Она даже нашла в больничной библиотеке книгу про макроцефалию и посмотрела там иллюстрации, да еще фамилия автора такая пугающая – Эршрак. Это ее добило:

– Да, ты прав. Может случиться непоправимое.

– Думаешь, я не хочу ребенка? Очень хочу. Но я излечусь, и тогда…