За кулисами смерти - стр. 12
– Все время спускайтесь вниз и через четыре квартала будете у реки. Надеюсь, удовлетворил ваше любопытство, а что не стал расхваливать покойного, то извините, я не злопамятный, но тут особый случай. Всего доброго!
Попрощавшись с Романом, москвич направился в указанном направлении. Параллельные Старой Дворянской улицы выглядели поскромнее, но старые дома и дворы олицетворяли прошлое большого провинциального города, который многое пережил за годы своего существования. Лобов шел и мысленно суммировал итоги первого дня пребывания в Южнограде. Оба коллеги Заварзина критически высказались о нем, хотя и с оговорками, у обоих возникли проблемы с Максимом – Лазаревский увидел в нем угрозу своей карьере художественного руководителя, для Корнилова он стал соперником в личных отношениях. Тем важнее было теперь встретиться с другими знакомыми покойного, которые могли бы оценить его не столь предвзято. Скорее всего, Алла Зуева к таковым не относилась, но как знать… В любом случае Лобов решил позвонить ей позднее и попробовать договориться о встрече.
Журналист хотел представить героя своей публикации не просто в черном или в белом цвете, но показать его человеком сложным, неоднозначным, противоречивым. Жалобы Лазаревского на несоблюдение Заварзиным канонов традиционной оперетты показались Эдуарду несостоятельными. Время ломало старые правила и подходы, в драматических театрах Москвы, Санкт-Петербурга и других крупных культурных центров по-новому стала выглядеть классика, адаптированная под задачи современности. Найти нечто общее в чувствах и поступках действующих лиц пьес Гоголя, Островского, Чехова, Горького с чувствами и поступками нынешних людей многие режиссеры считали сейчас своей сверхзадачей. Если перевоплотились в мюзиклы «Нотр-Дам-де-Пари» и «Граф Монте-Кристо», если «Вестсайдская история» превосходно перенесла трагедию юных влюбленных из средневековой Вероны в Нью-Йорк шестидесятых годов двадцатого века, то почему не создать мюзикл «Гамлет»? А его неудачный дебют – что же, и премьера «Кармен» окончилась провалом, и «Чайку» освистали в Александринке. Но мог ли такой талантливый и уверенный в себе человек, как Заварзин, через шесть дней после такой временной неудачи застрелиться? Этот вопрос очень занимал московского журналиста.
5
После ухода Лобова художественный руководитель Театра музыкальной комедии пребывал в дурном настроении. Антон Ильич хотел как можно скорее забыть обо всем, что было связано с Максимом Заварзиным, а тут ему пришлось рассказывать о погибшем, невольно впасть в никому не нужную откровенность, показать себя ретроградом и консерватором, да еще и завистником. Таланливая молодость и бездарная старость, Моцарт и Сальери, гений и злодейство – вечный сюжет, всякий раз проявляющийся в новой форме. Что там еще напишет этот столичный щелкопер, как изобразит почтенного маэстро? Но ведь и Лазаревский, ныне увенчанный званиями и сединами, некогда считался восходящей звездой московской сцены, грозой признанных авторитетов.
Он дебютировал в роли Тасилло в «Марице», потом были Эдвин в «Сильве», мистер Икс в «Принцессе цирка», Генрих фон Айзенштайн в «Летучей мыши». Лазаревского приглашали на «Новогодний огонек», на другие телепередачи, он несколько раз снялся в популярных кинофильмах. Артист попал в число тех исполнителей, которые «делали кассу», режиссеры знали, что одно появление на афишах их имен гарантирует успех. Все это было, было, было, но прошло…