За гранью. Кома. Часть 1 - стр. 19
Каникулы – это время восстановления сил после напряжённого года учёбы, сдачи зачетов и экзаменов, время осмысления пройденного этапа жизни, выводов и мечтаний о будущем.
Летние каникулы стали для нас испытанием верности. Какие же они были долгие для влюблённых сердец.
Время и расстояние, как лакмусовая бумага, проверили чувства на прочность. Адам заменил мне воздух и воду, без которых жизнь априори невозможна, а учитывая юношеский максимализм нестерпима вдвойне. Дни каникул плелись словно черепаха. Сложно было скоротать время до возвращения в епархию университета, заполнить образовавшуюся пустоту, скрасить одиночество.
Я вспомнила то леденящее чувство скуки по вечерам, которое сродни голоду, с той лишь разницей, что голодный знает, что хочет есть.
Тоска пиявкой впивалась в сердце, одиночество бесцеремонно поселилось в осиротевшей душе, захватив в плен юношеское веселье.
Любовь сопротивлялась грусти, которой в душе было раздолье.
Суровое уныние разъедало сердце.
Адам был миражем, недосягаемым источником живительной влаги в пустыне. Я была готова броситься к его ногам, чтобы он обласкал истерзанное скукой тело, лишь бы испить счастья, забыться в радости и насытиться любовью.
Время, будто дрянной доктор, не спешил прийти на помощь. Тем летом Адам был ледяной вершиной, которой я любовалась издалека, осознавая, что жажду не утолить на расстоянии.
Одиночество причиняло боль, осуждало беззаботное веселье, поощряло плаксивость, опустошало душу, изгнав радужные чувства. Закованная в наручники тоски, плоть не насыщалась мечтой. Одиночество, будто злой охранник, лишило радости от жизни.
Привязанность к любимому оказалась крепче родственных уз. Я всячески оберегала связующую любовную нить.
Считая дни разлуки, я писала письма и по сто раз читала послания любимого, отыскивая в строках тайный подтекст. Я не заводила знакомств, никто не мог занять место Адама в моем безумном сердце. Верность и преданность овладели без остатка. Вырастив на собственных грядках любовь, я превратила ее в цветущий куст хризантем.
Наукой доказано, что любовь – это болезнь. Я была неизлечимо больна и вопреки одиночеству продолжала любить.
Календарь методично отсчитывал дни начала учебного года: пять …четыре …три …два …один, сокращая жизнь одиночеству. Оставшиеся часы таяли, умещаясь в минуты и в секунды.
Стук в дверь комнаты отозвался в сердце.
В открытой двери материализовался безупречный силуэт, и мгновение остановилось.
Через сотню лет я бы узнала любимый образ. Отдохнувший и загорелый, возмужавший и окрепший на пороге явился Адам.
Его взгляд пронзил любовью, глаза налились слезами, чтобы излить через край счастье.
Улыбка взывала к единению. Радость охватила измученные расставанием сердца, закружила головы.
Невесомость завладела телом и, казалось, взлетев, мы через долю секунды оказались в опасной близости.
Молчание затянулось. Заиндевелые от промозглого холода разлуки, мы ждали, когда стает лед в сердцах.
От жаркого желания соединиться, я боялась дыханием нарушить тишину, и всласть насыщалась любовью. Не в силах оторвать взгляд от Адама, я обласкала каждый дюйм дышащего свежестью юного тела.
Время стерлось, мгновения казались вечностью длившейся бесконечно.
Адам жадно скользил глазами по озябшему без любви телу, шифоновому платью, загорелым бронзовым ногам в туфлях на каблучке. Он нежно убрал с лица выцветшие от солнца белые пряди волос, задержал взгляд на глубоком вырезе платья, разжигая страсть.