За чьи грехи… - стр. 7
Сбор студенческого «братства» после трудового дня проходил в клубе. Здесь могли пересечься даже те, кто потерял след одноклассников после выпускного бала. Встречи случались самые неожиданные. Анна первая увидела Наталью. Помахав ей рукой и радостно улыбаясь, она направилась к подруге. «Опять мы все в сборе», – обнимая Анну, прошептала Наталья и показала в сторону сцены. Там стояли Серёжка, Генка и… Виталий. Действительно, вся школьная компания была в сборе.
Воспоминания о школьных годах в Анне всегда вызывали трепетное чувство. И сейчас дыхание перехватило от нахлынувших воспоминаний.
В школе их называли «мушкетёрами» за то, что они всюду появлялись вместе. С Серёжкой и Генкой Анна училась в одном классе. Наталья училась в параллельном классе. Обе девушки, так считали друзья, были красивы. На этом сходство между ними заканчивалось, потому что в характерах было явное расхождение. Но это не мешало им дружить. Анна была эмоциональная, ищущая во всём справедливость; Наталья – спокойная, спокойная до отстранённости. Они дополняли друг друга. Обе девушки были объектом пристального внимания ребят.
Школьная любовь – особый отзвук души.
Серёжка Исаков и Генка Гурзо – два друга – со школы «сохли» по Анне и сопровождали её до той самой трагической осени…
Сергей был известный школьный ловелас. Его серые глаза с пушистыми длинными ресницами «свели с ума» не одну девчонку. В десятом классе Серёжка стал носить очки. Очки были большие с тонированными стеклами. В то время таких ни у кого не было. Они делали его ещё более не отразимым. Многие девчонки рады были добровольно заплыть в его «донжуанские сети». Девиц Серёжка менял как перчатки. Когда не было рядом с ним Анны, он охмурял очередную «гёрлс».
Анна часто спрашивала себя: почему «не отфутболит» Серёжку? Ведь повод был. Сколько раз обещала себе: – «Всё!!!» И ничего. Как только он представал перед ней… его небесные глаза гипнотизировали её. Как-то она спросила его: «Серёж, а что ты будешь делать, если все девицы разом предъявят тебе инвойс?» Тот, состроив скорбную «мину», произнёс свои поэтические вирши:
В школе они всей компанией посещали драмкружок, так что Серёжка был ещё тот «артист». Он всем своим пассиям писал рифмованные записки: одну строчку из творения классика, остальное – свою лабуду.
И к этому Дон Кихоту ее тянуло как магнитом. Серые, томные глаза и мягкие нежные губы приводили Анну в трепет и смятение. Даже в воспоминаниях о нём после их расставания.
У Анны была своя оценочная «шкала» мужчин. Первое, естественно, это ум. А Сережка был умный. С юмором, легкий. А еще немаловажным критерием были губы… У Серёжки были «её губы». И вообще… этот ловелас соответствовал всем данным её мужчины. Ну конечно, кроме одного. Анна в далёкой неге закрыла глаза. И перед ней всплыли небесные глаза Сережки. Но уже не было той тёплой волны, которая раньше накрывала её даже при воспоминании о нём, ни ощущения горечи разлуки. Она улыбнулась. Вспомнился один из лирических вечеров, когда Серёжка, в очередной раз, клялся ей в истинных чувствах, а она пыталась прояснить свои чувства к нему: – «Удивляюсь сама себе… Вот… Генка – по всем параметрам – положительный, а у меня сердце щемит при твоём прикосновении. Почему?..» – «Генка рыбак плохой. Он не знает, какая наживка нужна для такой рыбки как ты…», – видя, что Анна начинает «закипать», Сережка волнительно проговорил: – «Ну почему ты не выходишь за меня… Сколько раз я предлагал тебе и сердце, и руку, и всего себя… а ты… Все обдумываешь. Ты же живёшь больше головой… А она у тебя холодная. А насчёт твоего сердца… видимо оно слабо щемит» – Анна рационально ответила: – «Мне надо верное сердце. А твоё для всех распахнуто» – «В прямом понятии слова «измена» я тебя никогда не предавал. Все те – это так… заполнение вакуума. Я люблю только тебя. Вот ты со мною – у меня всё внутри немеет» – «Серёж, что же это за любовь? Только я скрылась из твоего поля зрения, мое место занимает любая» – «Нет, не любая…», – его фраза так комично прозвучала, что Анна громко рассмеялась. А Серёжка тихо сказал: – «Ты самая, самая…», – и поцеловал так нежно, и… все мысли «о любых» унеслись прочь.