Юность моя – любовь да тюрьма. Рассказы о любви - стр. 5

Я слышал, что прописывают в камере железной ложкой по заднице, и решил терпеть.

– Пошли к столу.

Возле него поигрывал блестящей столовой ложкой высокий парень с прыщами на лбу и щеках.

– Сыграем в переглядки? – весело и насмешливо подмигнул он мне.

Я растерялся от неожиданности, не понял его.

– Как это?..

– Кто первым моргнет, тому пять ложек по жопе.

– А тебе-то за что? – ляпнул я.

В камере засмеялись.

– Ты сначала перегляди! – обиделся прыщавый. – Садись!

Мы сели напротив и уставились друг другу в глаза. Значит, прописка – это игра, а не простое избиение, тогда не страшно, думал я, глядя в его серые и какие-то мертвые, ничего не выражающие глаза. Всеми силами я старался не моргнуть, смотрел и смотрел в мертвенную пустоту его гляделок, смотрел до тех пор, пока они не стали расплываться передо мной, покрываться туманной мглой. Я чувствовал боль в глазах, сухую резь, но не моргал, держался. Я не понимал, что делаю глупость, наживаю себе врага, жестокого врага, поэтому с радостью услышал вскрик:

– Моргнул!

Я посчитал, что моргнул мой соперник. Но указывали на меня. В первый момент я хотел воспротивиться: я не моргал! Но решил не сопротивляться, начал растегивать брюки, под веселые возгласы сокамерников:

– Снимай, снимай! Пошевеливайся!

Радостный прыщ хлопал ложкой по своей ладони.

Я повернулся к нему со спущенными брюками и стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. Кричать я запретил себе. Звонкий шлепок! Ягодицу обожгло, словно плеснули кипятком. Я глухо ахнул, хватанул воздух ртом, готовясь к новому удару.

– Ловко! – хохотали вокруг.

– Надевай штаны! Чего застыл! – кричали мне.

– А еще? – ляпнул я, делая голос бодрым.

– Понравилось? – смеялись все, а кто-то пояснил. – Десять секунд ты недотерпел, моргнул… Потерпел бы еще, выиграл!

Я быстро натянул брюки, с надеждой думая, что самое страшное позади. Прописан. Но не тут-то было. Чернявый Толян взял меня за локоть и подвел к стене, к батарее.

– Сыграй на гармошке!

Прыщ сзади постукивал ложкой по ладони. Слышны звонкие шлепки. Я догадался, что нужно не играть на батарее, а отвечать. Сыграешь – будешь посмешищем. Я сделал вид, что осматриваю батарею, потом, повернулся к Толяну.

– Наладь сперва басы!

Позже я узнал, что нужно отвечать «раздвинь меха!», но и моим ответом удовлетворились. Едва я ответил, как увидел, что прямо в меня летит веник. Я еле успел поймать его.

– Сыграй на балалайке!

Теперь для меня было совсем просто. Я швырнул веник назад с криком:

– Настрой струны!

– Молоток! – слышал я одобрительные возгласы сквозь смех. – Сообразительный!.. На дух его проверить надо!

Толян достал маленький складной нож, вместо ручки намотана тряпка, и протянул мне:

– Держи! – и крикнул однокамерникам: – Полотенце сюда!.. Завяжите ему глаза, да покрепче!

Мне обмотали голову полотенцем, туго завязали сзади.

– Вытяни левую руку перед собой ладонью вверх, – приказал Толян. – Вот так… Я буду считать до трех, а ты при счете три бей со всего маху ножом в ладонь!

– Зачем? – прошептал я. Внутри меня все трепетало.

– Бей, говорят! – жестко повторил Толян. – Размахивайся давай, поднимай руку с ножом!.. Выше… выше… Вот так! Начинаю считать! Раз… два… три-и!

В камере тишина.

Я, сжав зубы, ударил ножом в свою ладонь. Лезвие воткнулось во что-то твердое. Я выпустил нож и сорвал полотенце с лица. Нож торчал в книге. Вокруг вновь хохотали. А внутри меня все клокотало от ярости, от пережитого страха и напряжения. Это, видимо, легко читалось в моих глазах. Толян вытащил нож из книги и приобнял меня за плечи.