Юность крейсера - стр. 22
– Прошу вас, Елизавета Александровна, принять от меня небольшой подарок, купленный мной в Неаполе, – соврал Алексей, протягивая девушке коробочку с серьгами.
Лиза с восторгом приложила серьги к ушам, а подружки восхищенно заохали, умиляясь мастерством итальянских ювелиров.
Каневской уселся в плетеное кресло и закурил папиросу, посмеиваясь в душе над глупенькими гимназистками, бросающими на него заинтересованные взоры. Он был доволен, что его появление произвело фурор. Сделав непроницаемое лицо, мичман смотрел на Лизу небрежно, стряхивая пепел с тлеющей папиросы. В воспоминаниях Алексея она была худенькой девочкой с тоненькими, как спички, ручками и ножками, единственным украшением которой являлась длинная белая коса.
«Как всего за пару лет зеленый кузнечик сумел превратиться в высокую, статную девушку? Причем очень даже не дурнушку, – рассуждал про себя Алексей, придирчиво рассматривая девушку. – Красота ее, правда, чересчур нордическая: кожа белее, белого, даже видно, как кровь пульсирует по венам, губы едва розовые, глаза голубые, будто два лесных озера, и коса все такая же длинная. Ну, просто Снегурочка какая-то».
Невольно Каневской вспомнил Леночку и принялся сравнивать двух женщин. Выросшая под крымским солнцем, Елена выглядела бы рядом с Лизой настоящей смуглянкой.
Чувствуя на себе неотрывный взгляд мичмана, Лиза засуетилась и, не выдержав, убежала в дом.
Один из студентов, видно, ухаживающий за виновницей торжества, подошел к Каневскому.
– Вы бывали в Порт-Артуре? – развязно спросил студент у офицера.
– Нет, не довелось, но надеюсь, что еще побываю. Скоро отправляюсь на Тихий океан, с эскадрой адмирала Рожественского.
– Не правда ли, мы ведем эту войну бездарно? Будто не осталось в русском народе «чудо богатырей» – Суворова, Румянцева и Ушакова. Мне кажется, что никто уже не сможет возродить славу русского оружия.
– А почему бы вам самому не попробовать возродить ее? – рассердился Алексей, почувствовав, что этот разговор направлен против него. – Записались бы в армию вольноопределяющимся, может тогда слава русского оружия загремит как прежде.
Студент обиделся и сконфуженно отошел в сторону.
– Идемте к столу, господа! – позвала гостей выскочившая на крыльцо Елизавета.
Молодежь сидела за столом недолго и вскоре опять убежала в сад. Проголодавшийся за дорогу Алексей не последовал примеру ровесников и засиделся в доме. Жареный поросенок и клюквенная наливка пришлись ему по вкусу. Он поднялся из-за стола, когда его стали усиленно донимать вопросами о войне.
Особенно допытывался один дряхлый старичок:
– Ответьте мне, молодой человек, побьем мы японцев или не побьем? Вроде бы должны победить, так как они нехристи, – не дожидаясь ответа, рассуждал старик. – Я сам в крымскую кампанию воевал и скажу вам, что турок, например, бить – милое дело. Иное дело, англичане или французы – люди цивилизованные, к ним подход нужно иметь. Вот я и говорю: раз японцы – нехристи нецивилизованные, то мы должны их победить?
Алексей не знал, что отвечать на такие глупые вопросы.
– Обязательно победим, – пробормотал он и поспешил в сад.
– Вот и молодой офицер считает: разобьем мы японцев! – кричал старик на весь зал за его спиной.
На дворе были уже сумерки. Белый вечер сменяла короткая летняя ночь. В саду слышался смех и веселые голоса. На тропинке забелело чье-то платьице.