Юморские рассказы - стр. 56

– Случай Из Жизни! – Вася выкрикивает это, ткнув проформалиненный и прокуренный перст в низкий подволок рентген-кабинета. – Так, значит! Берег, больница рыбаков, финиш трудового дня. Застолье у хирурга – чьи-то именины. Врачи, медсестры, анестезиолог… и один посторонний, приятель чей-то.

– Что за бородавка у тебя на щеке? – Спрашивают у него между двумя стопарями.

– Да так…

– Бриться не мешает?

– Мешает.

– Щас уберем.

На стол его! Врубают аппарат – анестезию. Ну, надо ж подождать, пока пациент созреет. Между делом – еще по рюмке. Анестезиолог с медсестрой уединились. Хирург ищет, как же там отключается наркоз, найти не может. Какая-то такая «пипочка» на аппарате, да вот как ее найдешь, если не знаешь? Все рыщут по больнице, разыскивают анестезиолога. Анестезиолога нету. Пациент вот-вот даст дуба – от наркоза. Вскрывают грудину, делают прямой массаж сердечной мышцы. Наконец нашли анестезиолога, он «пипочку» нажал, все о’кэй. Пациента перекладывают на каталку везти в реанимацию, но при этом нечаянно (бывает) роняют на кафельный пол. Повезло еще – сломаны всего два ребра и бедро. Наутро приезжает жена и видит: нога у мужа – на гире, а бородавка – на своем месте…

На следующий день, точнее вечер (не зря же говорится: как ни бьемся, а к вечеру напьемся), Вася позвал меня в свою каюту. Не в лазарет, а в каюту, – что бы это такое значило?.. И не позвал, а пригласил – этак чинно, загадочно. Праздник у Васи какой-то, решил я. Магнитофон, мелодия Вивальди, Васиного любимца, привычный, хотя и бесподобный, аромат свежезажаренной корюшки и – самое удивительное – в центре стола большая, литровая бутылка с божественно прозрачной жидкостью. Кристалл, хрусталь растворенный!

– М-м? – Киваю на это чудо, округляя глаза.

– Камфарный спирт.

– Н-да? А что это за зверь?

– Применяется как стимулятор, – без запинки, как круглый отличник, выпаливает Вася, – а также отвлекающее средство.

– Так мы отвлекаться будем или симулировать?

– Стимульнемся, брат!

Налили по рюмке. Я нюхнул и «аж заколдобился» – в точности как ильфовский старик, нюхавший собственную портянку. Дух у спирта портяночным и был. Редчайшей разило мерзостью.

– Слушай, Вася, а его вообще-то пьют?

Вася как раз тоже нюхал свою рюмку. И ответил мне мимикой, которую стоит, пожалуй, разложить на множители. Нормальную реакцию носа на вонизм он задавил мощным усилием воли, устремленной к празднику души. Но не до конца задавил и чуток все же скуксился, отчего детское недовольство собой (не выдержал экзамен на взрослого) смешалось на Васином лице с искренним удивлением мерзопакостностью напитка.

– Ты сам-то его пил?

Вася нехотя качнул головой – вполовину отрицательного жеста.

– Честно, брат, скажу: не пил. Но выпью!

Его решимость вдохновила меня. Я чокнулся своей рюмкой с его и выдохнул:

– Будем?!

Вася мужественно поднес к губам хрустальное зелье и… отставил рюмку.

– Нет, пожалуй, надо развести.

А я-то уже выдохнул. И так не хотелось вдыхать. Я любовался на свет растворенным хрусталем и не вдыхал, пока Вася не булькнул рюмку в стакан и не долил туда воды из графина.

– А-а-ах! – Вот какой получился у меня вдох. В стакане произошла мгновенная перестройка: хрусталь превратился в пахту, выпал чудный осадок – густой, чистый творог, ровно в полстакана! Осторожно, священнодействуя, точно лаборант, Вася слил жидкую фракцию обратно в рюмку. Муть. И даже не голубая. Ну, нетушки, я со своим хрусталем не расстанусь.