Юмористическая история философии - стр. 3

Однако эти печальные размышления только развеселили Лета – ведь размышления доставляют мыслителю интеллектуальное удовольствие, и Лет уже подумывал о том, какую новую судьбу в загробном мире выберет себе умерший Аякс или Одиссей, но тут к нему прибежал один из его знакомых и сказал, что великий Платон только что обнародовал удивительнейшее из учений – учение о том, что бывает с душами после смерти. И как душам выпадает жребий, и как они выбирают свои новые земные судьбы – в общем, он пересказал Лету его собственные мысли, но за авторством Платона! Этого уж Лет перенести не смог и тут же скончался от огорчения. Понадеемся же, что, попав в Аид, он получит лучший, чем в прошлый раз, жребий и сможет выбрать более желанную судьбу.

P.S. О выборе судеб читай концовку диалога «Государства», в частности, об Одиссее там написано следующее: «Случайно самой последней из всех выпал жребий идти выбирать душе Одиссея. Она помнила прежние тяготы и, отбросив всякое честолюбие, долго бродила, разыскивая жизнь обыкновенного человека, далекого от дел; наконец она насилу нашла ее, где-то валявшуюся, все ведь ею пренебрегли, но душа Одиссея, чуть ее увидела, с радостью взяла себе, сказав, что то же самое она сделала бы и в том случае, если бы ей выпал первый жребий». Как видите, даже последняя выбирающая душа действительно может найти то, что ей по душе. На этой оптимистической мысли я временно прерываю свои рассказы – с тем, чтобы проникшись любовью к мудрости, вскоре продолжить.

Всё, проникся. Продолжаю. Нас ожидает некто проживающий в бочке, а именно:

Так случилось, что старая бочка Диогена совсем прохудилась, так что даже начала напоминать старую шинель Акакия Акакиевича Башмачкина, о чем Диоген, разумеется, не догадывался, так как он не читал Гоголя. Диоген старался не обращать внимания на плачевное состояние бочки, но делать это становилось всё труднее: вместо ее стен не осталось почти ничего, кроме щелей, днище подгнило, и в этой гнили завелась всякая живность, делить с которой помещение было очень малоприятно. Диоген ворчал, но терпел. Но как-то мимо его бочки проходил один афи́нянин, назовем его Бахвал, и этот самый Бахвал, увидев бочку Диогена, и самого Диогена, сидящего рядом с ней, воскликнул:

– Друг Диоген, и как это ты живешь в такой развалюхе?

– А тебе что за дело? – не очень-то любезно ответил Диоген, вообще не отличавшийся дружелюбностью и разговаривающий преимущественно колкостями.

– А такое мне дело, что я могу помочь твоей беде, – внушительно сказал Бахвал. – У меня во дворе стоит новехонькая бочка, но я, клянусь Зевсом, не знаю, что мне с ней делать. Так вот, я могу подарить ее тебе и тем самым помочь столь знаменитому философу. Согласен ты на это?

Диоген немного поворчал – в том духе, что не нуждается в помощи, но, так как на самом деле он в ней нуждался, то он согласился.

– Ну и отлично! – воскликнул Бахвал. – Сегодня же вечером я прикачу сюда бочку, заодно справим новоселье. Жди.

С этими словами Бахвал удалился, Диоген же стал ждать вечера. Вечер пришел, а вот Бахвал не явился. Начинало темнеть, и вместе со сгущением темноты иссякало терпение Диогена. Наконец он взял фонарь и пошел по улицам Афин – разыскивать Бахвала. Идет он, идет, а навстречу ему попадается афи́нянин, но вовсе не Бахвал.