Югославия в огне - стр. 6
– Нет. Это лишь первая остановка. Сегодня же вечером мы будем в столице Хорватии – Загребе. Это и есть наша цель.
Полковнику Бестужеву пришлось долго стучать в маленькую калитку, прежде чем распахнулась темная дверь небольшого домика на окраине Загреба, Маркушевеце, и в дверном проеме показалась изящная фигура хозяина – барона Ахиллеса фон Ромберга. Бестужеву показалось, что фон Ромберг не слишком-то доволен его приходом. Но они ведь договаривались о встрече накануне.
– Не думал, что вы придете так рано, – сказал барон и зевнул, прикрывая рот маленькой розовой ладошкой. – Только хорваты встают ни свет ни заря. А такие творческие люди, как я, работают заполночь, ложатся поздно и встают… тоже поздно. Но проходите, прошу вас!
Он поманил полковника вовнутрь. Бестужев вошел в домик, проследовал за хозяином через узкий коридор и… вышел с противоположной стороны. За домиком был крохотный садик, посередине стоял белый столик и четыре белых стула. Фон Ромберг привычным жестом указал на них:
– Посидите здесь минуту, пока я сварю кофе.
Через три минуты он появился, неся на небольшом металлическом подносе две чашечки кофе и блюдечко с кусочками сахара. Аромат свежесваренного кофе, похоже, взбодрил его самого, и он смотрел на Бестужева более осмысленно.
– Итак, что же вы хотели?
Полковник откашлялся.
– Прежде всего, я хотел увидеть кумира моей юности. Вы не представляете, как я зачитывался вашими стихами! Благодаря им, собственно, я и познакомился со своей женой. Стоило мне прочитать ей ваши стихи – и она… вы понимаете…
Фон Ромберг досадливо махнул рукой.
– К сожалению, все это в прошлом. Любовных стихов я больше не пишу. Не могу. После всего, что произошло – я имею в виду войну, убийства миллионов людей – писать их бессмысленно, вы не находите? Да и не нужны они здесь никому. Хорваты – очень приземленные люди. Это самые обычные крестьяне, только переодетые – в политиков, предпринимателей, в докторов теологии, даже художников. Но в душе и в своей основе – все те же крестьяне. Грубые, прагматичные, прижимистые и в принципе малограмотные. Какие стихи? – Он пожал плечами. – Смешно.
Полковник вздохнул.
– А я все помню. Вот, например:
Ахиллес фон Ромберг смотрел на него со сдержанным любопытством. Видимо, не так часто к бывшему российскому поэту, который после окончания войны переехал в Загреб, захаживали почитатели его таланта.
– Да вы пейте кофе. Взрослый человек и читаете стихи… забавно. Вы ведь военный? Чего вы все-таки хотите? Книжки стихов я вам дать не могу – в последнее время меня не издают, а старые стихи я уже всем раздал.
– Хотел спросить у вас совета. Правильно ли я поступил, что приехал в Загреб, а не, скажем, в Белград? Или в Дубровник?
Фон Ромберг поджал тонкие губы.
– И да, и нет. – В ответ на непонимающий взгляд Бестужева он взмахнул рукой. – Спору нет, раньше Белград был хорош. Он и сейчас хорош. Но русских там стало слишком много. С одной стороны, это тоже хорошо – открылись русские школы, приходы русских церквей, курсы в военных училищах, куда набирают одних русских и где преподают тоже русские. Русские рестораны, русские картинные галереи, русские издательства, русские хоры и ансамбли… Но, с другой стороны, в этом море русскости можно потеряться. Все вакантные места давно заняты, на каждого нового приехавшего косятся… если не с открытой неприязнью, то уж во всяком случае без какой-либо симпатии. В Загребе же посвободней – ведь русских здесь гораздо меньше, к ним еще не привыкли, так что шансов устроиться тут больше. Но и Загреб – не Белград. Он все-таки гораздо меньше. Да и ценят здесь, между нами говоря, не русских, а немцев и австрийцев – по старой памяти. Все-таки Хорватия так долго входила в империю Габсбургов, ориентировалась на Вену, а сам Загреб и в Австрии, и в Германии до сих пор по старой памяти кличут Аграмом. Так что здесь ценятся скорее люди с германской подготовкой и образованием, нежели российскими.