Ярослав Умный. Первый князь Руси - стр. 24
Но главное – он стал рабовладельцем. Да. Вот так просто. Раз – и все. Он перекупил у одного дельца двух молодых парней и девушку, отданных ему в оплату долга перед общиной. Они мариновались на подсобных работах, ожидая торговца, готового их выкупить да продать где.
Никакой мысли о том, чтобы их покупать, у Ярослава и не было. Как-то в голове его работорговля не укладывалась. Да, знал. Да, понимал. Но все это было для него чем-то беспредельно далеким. Он даже эти слова о судьбе этой троицы не воспринял серьезно. Но тут родич Любавы возьми и шепни Ярославу, что он знает этих ребят и что они приходятся «седьмой водой на киселе» наложнице военного вождя.
«Значит, дальние родичи… в рабство… за долги общины», – пронеслось в голове нашего героя. И он резко изменил свое отношение к их судьбе. В конце концов – самому в навозе копаться и кучу другой работы делать ему совсем не хотелось. Себя нужно беречь. А тут и повод замечательный. Рабство – полбеды. Девчонка точно пойдет к кому-нибудь в гарем или наложницы – вполне пригожая. Хотя совсем не факт. Парней же вряд ли ждут сексуальные утехи. Скорее много тяжелого труда, изрядно побоев и мало еды. Года два в рабстве протянут – уже удача.
А тут – хоть и рабство, но вроде как у своих. На «полшишечки», так сказать. И от дома недалеко. Да и выкупить всегда могут братья с сестрами или кто еще из родни близкой. В общем – альтернатива куда как более благостная.
Добрались, значит, до усадьбы. Расположились. Поужинали. Заночевали. А утром гости пришли. Дед Любавы. С ответным визитом, так сказать.
– Выкупил, смотрю, – кивнул Мал на рабов.
– Выкупил. Повезут их или к ромеям, или к персам. А судьба там у рабов горькая. Гребцами на торговые лодки посадят, где под палящим солнцем и кнутами надсмотрщиков за год сгорят или за два. Могут в рудники загнать. Или дальше продать. Например, в Абиссинию. Люд черной кожи языка не разумеют, гнетущая изнуряющая жара. Иной раз такая сильная, что с непокрытой головой под солнцем можно умереть. Для нашего люда – там смерть. Даже если для утех возьмут всех трех – все одно долго не протянут. А бывают места и похуже. Хватает и таких, где людей в жертву приносят, для чего рабов и покупают частенько. Да получше – чтобы здоровее и красивее.
– А тебе какое дело? – прищурившись, спросил Мал. – Убьют и убьют.
– Мне все равно нужны рабочие руки. А они какие-никакие да родственники Любавы. Рабство не мед. Но тут почти дома, среди своих. А значит, и им в том польза, и мне. Когда же обе стороны к вящей пользе сходятся – дело идет много лучше, чем супротив воли доброй.
– И то верно, – кивнул кузнец.
Еще немного поговорили на отрешенные темы. А потом Мал спросил:
– Ты ведь неспроста мириться ко мне пришел. Задумал что?
– Почему сразу задумал? – спросил, улыбнувшись, Ярослав. – Впрочем, разве желание дела вести должно мешать устремлению к восстановлению справедливости?
– Рассказывай, – вернув улыбку, произнес кузнец, усаживаясь поудобнее.
– Посмотри, из чего он сделан, – произнес парень и протянул Малу свой сакс. Меч-то у него было дамасской выделки, травленый, с красивыми узорами. А сакс – просто сталь. Взял его кузнец. Покрутил в руках. Проверил на упругость. Постучал по дереву, слушая звон. И удивленно уставился на Ярослава: