Январежки - стр. 16
Пил за её здоровье, хотя за здоровье покойных и еще не родившихся как-то странно…
Опять не то.
А вот. Снег. Фонарь скрипит на ветру. Ночь. Свет фонаря, подвешенного у окна падает в комнату. Я люблю такой свет.
Сегодня её убьют.
Я приказал.
Сегодня.
Вечером.
К дому подъезжает экипаж, поскрипывает колесами.
Или нет – шорох шин, глохнет двигатель.
Хлопает дверца.
Или фыркают кони.
Звенит колокольчик.
Или звонок.
Слуга открывает двери, с улицы доносится цокот копыт или шорох шин.
Я не знаю этого человека, который вошел, я вижу его первый раз.
Кланяется.
– Вам ни о чем не говорит эта книга?
Смотрю на фолиант в его руках, думаю, где тут подвох, или книжка отравлена, или бомба там какая, или…
– Возьмите…
Отступаю назад:
– Отравлена?
Он вздрагивает, будто я его оскорбил до глубины души.
– Эх вы… ну ладно… сам открою…
Кладет книгу на журнальный столик, показывает мне страницы. Думаю, что со мной будет, если прочитаю.
…что будет…
…наконец, поднимаю голову от книги.
– Это… это же выдумка, не так ли?
– Отнюдь.
Я презрительно фыркаю – там, где за окном стук копыт и поскрипывание экипажей.
Я верю – там, где шорох шин за окнами.
– Вы… вы убьете её? – спрашивает гость там, где скрипят экипажи.
И там, где шорох шин, он тоже спрашивает:
– Вы убьете её?
Я отвечаю:
– Она уже мертва.
Там. Где цокот копыт за окном.
А там, где шорох шин, я жадно вчитываюсь в книгу, я вспоминаю, кто я такой, что я такое, впервые за столько лет – вспоминаю…
Сжимается сердце.
– Где… где она?
Гость пожимает плечами:
– Вы знаете.
Скорее… скорее к ней…
Холод улицы.
Морось дождя.
Скрип фонаря на ветру.
Хлопает дверца машины.
Рычит мотор.
Я тороплю гостя за рулем, я боюсь не успеть.
Взлетаю по ступенькам.
Распахиваю дверь, кричу что-то, не пей, не пей, вино отравлено…
Она оборачивается, и…
…нет, тогда у нас все равно не получилось встретиться. Потому что в этот момент наш город – со скрипучими фонарями, с шорохом шин, с моросящим дождем – был разрушен одним ударом войны, которая началась третьего августа…
…нет, она началась намного раньше, выкипала, вызревала в жерновах истории, самое досадное – она проросла из одной из моих книг…
А в той эпохе, где скрипели экипажи и фыркали лошади, я сказал:
– Она уже мертва.
И сам упал замертво.
Потому что она – это я.
Да-да, вот с этого надо было начинать.
– Я вам за что плачу?
Начинаю сердиться. Хотя понимаю, что сердиться здесь не на что, сам отдал деньги шарлатану, сам сейчас получу непонятно что…
Он раскладывает карту времени, выстраивает в причудливой конструкции.
Опять повторяю три слова:
– Когда. Мы. С ней. Встретимся.
– Я сожалею…
Повторяю:
– Когда…
– …никогда.
– Вы…
– …уверен.
– Мы не родимся в одно время?
– Нет. Потому что нет ни её, ни вас.
Меня передергивает:
– То есть…
– …то есть, вы и она, это один и тот же человек.
Я не верю. Не понимаю. Я в отчаянии перелистываю книги – мои и её, я замечаю то, чего не видел раньше, и почему я так был уверен, что эти вот, мои записи – это мой стиль, мой слог, моя душа, а это вот – её душа, её слог, её стиль, а теперь…
Черт…
Сразу скажу, тогда еще не было компьютерных текстовых анализов, тогда я просто понял, что он не врет….
Отсчитываю монеты.
Выхожу из каменного дома, прижимаю к себе драгоценные книги, сгружаю их на Пилигрима, подгоняю ослика, пошел, пошел…
И не с этого надо было начинать.