Ягодка для Хулигана - стр. 10
И вот, когда отчаяние практически накрыло меня настолько, что я готова была ринуться к соседям, и узнать, не знают ли они что-то, входная дверь открылась. В прихожую вошёл папа.
Я собиралась накинуться на него, обругать за то, что не предупредили и заставили меня так сильно поволноваться. Но его вид остановил меня. Я так и замерла в прихожей с раскрытым ртом и обиженным выражением на лице.
- Пап? – Спросила, сама не зная, что хочу узнать.
Лицо папы осунулось. Он будто постарел на несколько лет. Одежда вся грязная, мокрая. С неё стекала вода на пол и под папой потихоньку собиралась небольшая лужица.
Помню, я тогда с досадой подумала, что придётся мыть полы…
Знала бы я, что это была самая мелкая из предстоящих проблем.
- Дочка, - прохрипел надломленным голосом мой папа.
Следователь, видевший разное на своём веку. Человек, которого ничего не могло сломить. Это напугало меня до жути. До дрожи в коленях. И я уже тогда на подсознании понимала, что не хочу слышать то, что он мне скажет.
- Иди ко мне, дочка. – Тихо попросил папа, протягивая ко мне слегка подрагивающие руки.
Но вместо того, чтобы подойти к нему и спросить, что случилось, я лишь покачала головой из стороны в сторону, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.
- Где… Где мама? – Произнесла единственное, на что у меня хватило сил.
Сердце колотилось где-то в горле. Дыхание спирало в груди, я не могла сделать полноценный вдох. Руки оледенели от волнения. А время будто остановилось.
Папа молчал. Казалось, он не отвечал мне целую вечность.
И, наверное, лучше бы не отвечал. Лучше бы всё оказалось просто сном. Плохим. Ужасным. Но сном. Всего лишь сном.
- Мамы больше нет, - казалось, эти слова он едва смог выдавить из себя. По щекам отца с поросшей на них густой щетиной потекли беззвучные слёзы.
Я застыла посреди прихожей, с диким ужасом глядя на папу. Я не понимала, о чём он говорит. Как это мамы больше не может быть? Она же не… Она не…
Нет!
Осознание накрыло меня не сразу. Мозг будто всеми силами противился, не хотел обрабатывать информацию. Не хотел принимать реальность.
Такого просто быть не может! Моя мама… Улыбчивая, добрая, всепонимающая… Самая-самая! Она не могла…
- Нет! – Выкрикнула я. Громко. Сильно. Со всем гневом и болью, что охватили моё тело. – Нет! Она не могла… - Я так и не могу закончить фразу. Ни мысленно, ни вслух.
Папа сделал это за меня. Поднял уставшие, наполненные болью, и непонятной мне тогда злостью, глаза, и сказал:
- Она умерла, Дана. Её больше нет с нами. Сердечный приступ, разрыв перикарда. Врачи не успели спасти. И не смогли бы.
У мамы были проблемы с сердцем. Об этом знали все близкие, поэтому мы берегли её, как зеницу ока. И старались не волновать лишний раз.
Я упала на пол, не выдерживая груза, что свалился на мои плечи. Плечи шестнадцатилетнего подростка. И плакала. Плакала так сильно и горько, как никогда раньше.
Даже потом на похоронах я не плакала так сильно, как в тот день.
Папа подошёл ко мне, присел рядом и утешающе гладил меня до тех пор, пока рыдания не прекратили сотрясать грудь. Пока у меня совсем не осталось сил плакать. И вообще думать.
Я ненавидела весь мир. Но разве я могла кого-то винить? Разве кто-то виноват в том, что у мамы не выдержало сердце?
Так я считала до тех пор, пока спустя год не нашла в папином кабинете архивное дело. Мамино. На неё напали. Пытались ограбить. Жаль только, что я не успела узнать имена этих ублюдков. Папа вернулся с кофе в руках раньше. Бросил его на стол. Оно разлилось на пол некрасивым пятном, но я ничего не замечала. Ничего, кроме дела, которое он отобрал, и которое теперь покоилось в его руках.