Яд ночи - стр. 22
Пока глупо моргала, привыкая к творившейся вокруг чертовщине, мимо меня на скорости пронеслась машина – ярко-голубой Lamborghini с тремя выхлопными трубами. Свистя тормозами, автомобиль резко остановился на перекрестке, точно желал сдать назад.
Пожав плечами, я перебежала злосчастную улочку. Ветер подгонял в спину. Развивая полы моего коричневого плаща, он будто уводил меня подальше от неминуемой угрозы. Накинув на голову капюшон, я поспешила успокоить мистера и миссис Стоун.
***
Громкий храп Генри, доносивший из гостиной, точно там жило свирепое животное, похоронил в себе скрип входной двери. Я надеялась, что обойдусь без нотаций от опекунов, но недовольная моим внезапным исчезновением Барбара ждала на кухне.
Извинившись за позднее возвращение и за то, что заставила ее переживать, я съела приготовленный Ба-ба кусочек яблочного пирога и уже собиралась пойти спать, но разговора по душам избежать не удалось.
– Сьюзан Картер помогла мне с рефератом по международной культуре. Потом мы разговорились, и я не заметила, как пролетело время, – оправдывалась я, сидя на барном стуле и покачивая ногой в такт громыхающему в висках пульсу.
Барбара с невозмутимым лицом выслушала мое вранье и, зевнув, уточнила:
– Почему тебя так интересовал Райан?
Пришлось сглотнуть подступившую к горлу желчь вместе со скручивающим живот волнением из-за того, что я нагло лгала в глаза приютившей меня женщине и не краснела.
– Он добавлялся в друзья несколько месяцев назад.
– Хмм, – отрешенно протянула Барбара и поправила ворот своей полосатой пижамы. – Ложись спать, Лекса, завтра тебе рано вставать.
Я не стала возражать. Смахнув с рук сладкие крошки от пирога, еще раз поблагодарила Ба-ба за запоздалый ужин и направилась наверх.
Под негнущимися от стресса ногами противно скрипели ступеньки. Этот звук походил на скрежет плохо смазанной крышки гроба, в котором захоронили последние частички моего спокойствия, когда меня назвали медиумом.
После сумасшедшего дня сон отказывался облегчать переживания, поэтому я облюбовала застеленный пушистым пледом и подушками подоконник.
Ночь всегда влекла меня царившим в темноте умиротворением и возможностью тихо любоваться полной луной и поблескивающими звездами. Единственное, что тревожило после полуночи, – тишина, но иногда только в ней слышались собственные мысли.
Жертвой привычки что-то грызть в момент гнетущего беспокойства стал стилус от планшета, подаренного мне отцом на двадцатилетие. Я думала продать его после банкротства, как и многие другие ценные вещи, но мама настояла на неприкосновенности желанного подарка.
Мне хотелось запечатлеть главные события сегодняшнего непростого дня, выплеснуть на холст эмоции и излить с красками душу. После аварии отца я не притрагивалась к планшету целый год – мой мир померк, став серым, а для художника это равносильно смерти.
Но этой ночью меня тянуло погрузиться в забвение творчества. Теряясь в пучине разума, я делала наброски города с невысокими строениями, рисовала профиль Сьюзан и тень парня с картами Таро, а на последнем эскизе меня настолько поглотил процесс, что, когда очнулась от наваждения, стилус выпал из рук на подушки.
Сине-фиолетовые глаза.
Я будто смотрела на дрейфующий в океане лед, отражающий своими гранями северное сияние. А белые локоны над такими же белыми густыми бровями незнакомца были арктическими снегами, что замели его холодную душу.