Я знаю, кто ты - стр. 25
Алекс Крофт глядит на своего напарника, потом снова на меня.
– Вы знаете, что треть телефонных звонков с заявлением о домашнем насилии в этом городе мы принимаем от жертв-мужчин?
Да как она смеет?
– Мне пора.
Она не обращает на мои слова никакого внимания и достает из кармана пару голубых перчаток.
– В кошельке вашего мужа был чек с заправки за тот вечер, когда вы в последний раз его видели. Вы не против, если мы взглянем на его машину?
– Если вам это поможет.
Кажется, она ждет. Я не знаю чего.
– Его ключи у вас?
Они следуют за мной в гостиную.
– Вы уже рассмотрели версию со сталкершей? – спрашиваю я, доставая ключ от машины Бена из комода и сжимая его в кулаке, – сама не знаю зачем.
Она смотрит на меня тяжелым взглядом и отвечает не сразу.
– Вы все еще думаете, что та женщина могла иметь какое-то отношение к исчезновению вашего мужа?
– Я не вижу, как можно это исключить…
– Это ваш ноутбук?
Она показывает на маленький столик в углу комнаты. Я киваю.
– Мы посмотрим?
Теперь моя очередь колебаться.
– Вы говорили, что все началось с мейлов? Может быть, мы сможем установить, кто отправлял их. Упакуй его, Уейкли, – говорит она напарнику.
Он послушно надевает собственную пару перчаток, достает из внутреннего кармана прозрачный полиэтиленовый пакет и забирает мой ноутбук.
– Миссис Синклер? – говорит инспектор Крофт, сложив руки на груди.
– Да?
– Ключ от машины вашего мужа. Пожалуйста.
Мои пальцы неохотно разжимаются, и она берет ключ. На ладони остается отпечаток ключа – в том месте, где я сжимала его слишком сильно. Я не успеваю ничего сказать, а она уже идет к выходу, и мне остается только поспешить следом.
Она отпирает красную спортивную машину Бена, открывает водительскую дверь и заглядывает внутрь. Я помню тот день, когда купила ему эту машину. Это была своего рода искупительная жертва, поднесенная, когда дела на домашнем фронте достигли своего предыдущего минимума. Мы спонтанно рванули в Котсуолд – крыша была откинута, моя юбка задрана, его рука летала от моих коленей к рычагу передач и обратно, – а потом притормозили у мотеля, где были свободные номера. Я помню, как мы смеялись, как занимались любовью перед камином, как съели дрянную пиццу и выпили бутылку хорошего портвейна. Мне нравилось то, как страшно ему хотелось коснуться меня, обнять меня, трахнуть меня в те времена. Но все изменилось, когда я заговорила о детях. Он любил меня. Он просто не хотел мной делиться.
Я скучаю по нам, какими мы были тогда.
А потом я нашла чужую помаду у нас под кроватью.
– Я понимаю, как вам сейчас непросто… – говорит инспектор Крофт, возвращая меня к реальности.
Она еще немного наклоняется и сует ключ в зажигание. Приборная панель освещается, и радио начинает тихо петь нам популярную песню о любви и о лжи. Потом Крофт обходит машину, распахивает пассажирскую дверцу и открывает бардачок. И только увидев своими глазами, что он пуст, я понимаю, что задерживала дыхание. Она шарит под сидениями, но, судя по всему, ничего не находит.
– Когда исчезает любимый человек, супругу всегда тяжело, – говорит инспектор, глядя на меня.
Потом закрывает дверь, обходит машину сзади и устремляет взгляд на багажник. Как и я. Как и второй полицейский.
– Наверное, сейчас вы нервничаете, – говорит она и открывает крышку.