Я жила в плену - стр. 10
Он то и дело обгонял фургоны телевизионщиков, разноцветные, но однотипные – со спутниковыми антеннами на крышах и логотипами информационных каналов на борту. Дурной знак – стервятники снялись с гнезд и кинулись на свежатинку.
У школьных ворот он предъявил удостоверение двум жандармам, охранявшим въезд на узкую дорожку к парковке. Один из них узнал Максима.
– Ты опоздал! – рявкнул Борис.
– Эмма только что мне позвонила, и… – начал было тот.
– Это не оправдание, людей следовало сменить час назад.
– Но ведь необходимость отпала?
Риторический вопрос: Эмма сообщила, что опергруппа Национальной жандармерии прикончила преступника. Борис со вздохом пожал плечами и скрылся в бетонном здании. Максим последовал за напарником на третий этаж. Из класса вышла молодая женщина: ее рыжие волосы были заплетены в идеально аккуратную косу. Бесконечно длинный коридор с голыми стенами заполнился успокоительным гулом голосов. Эмма Леруа встретилась взглядом с Максимом и радостно улыбнулась:
– Вот и ты наконец!
Счастливая развязка событий, начавшихся как трагедия и продлившихся целые сутки, по идее должна была бы толкнуть их в объятия друг друга. Эмма обожала бурные проявления чувств, но сейчас они не одни, лучше воздержаться, и она только звучно чмокнула его в щеку.
– Как прошло? – поинтересовался Монсо.
– Он подошел к окну, чуть-чуть отдернул занавеску, и бум! – ответила она, изобразив пальцами выстрел из пистолета.
– Странно, – насупился Максим. – Он же вел себя осторожно, настоящий параноик.
– Все допускают ошибки. Переговорщики пошли на риск – не общались с ним почти два часа, он запаниковал и поплыл. Знаешь ведь, как говорят: любопытство кошку сгубило.
– Максим! – крикнул Борис из дальнего конца комнаты по левую сторону коридора.
– Ну?
Две заплаканные учительницы пытались собрать вокруг себя с десяток бледных от ужаса учеников, чтобы вести их к родителям.
– Нужно заняться этими дамами и детишками, транспорт подан, – по-военному скомандовал Борис.
Жандармы с помощниками, направленными местными муниципалитетами, эскортировали освобожденных заложников. За широкими воротами собралась толпа, и это не предвещало ничего хорошего: чтобы вывести людей, придется сначала разобраться с журналистами.
Младший лейтенант Павловски, Максим и Эмма шли впереди, толстяк Алмейда предпочел стать замыкающим.
Борис энергично махал руками, то и дело рявкая «Посторонитесь!» журналистам, которые потрясали микрофонами, как обозленные селяне, грозящие вилами дикому зверю.
В центре разнородной орды двигалась к фургонам и автобусам высоченная женщина, гипнотизируя окружающих взглядом голубых глаз. Больше всего она сейчас напоминала старателя, шагающего против течения по дну золотоносной речки. Жгуче-черные волосы развевались на ветру. Мало кто остался бы равнодушным, увидев эту изящную красавицу с угловатым лицом и сказочной белозубой улыбкой, от которой исходило ощущение силы. Головы поворачивались сами собой, глаза от восхищения лезли на лоб, и даже тени словно бы укорачивались, чтобы уступить дорогу волшебному созданию.
Инес Зиглер.
Для широкой публики она была олицетворением крутой, властной женщины, которая пойдет на любой риск, но докопается до истины, а для полицейских и жандармов – занозой в заднице.
Разочарованные представители прессы провожали кортеж вспышками фотоаппаратов, что было абсолютно бессмысленно с учетом тонированных стекол. Машины ускорились, выехав на центральную улицу. Максим с Эммой не без труда закрыли ворота, а вошедший в раж Борис отогнал «четвертую власть» подальше.