Я завтра улетаю - стр. 37
Мне было проще. Жизнь обломала меня в довольно раннем возрасте: пьяный отец, сбежавшая мать, пьяный отец в двойном размере, отсутствие денег, отсутствие всего того, что было у других. Я-то уж точно знал, что такое облом. Но Ксюша! Ксюша не привыкла к усмешкам жизни. Ее никогда никто не обламывал. Она не знала отказов ни с чей стороны. И мои доводы о будущем ее не пугали. Ей плевать.
То, что я слышал в ответ, поражало меня, честно говоря. Ксюша так агрессивно отстаивала свой выбор и совсем глупо звучали ее аргументы. Я мог оспорить каждый из них. Каждый! Но я не стал этого делать. У каждого есть право жить той жизнью, которую он выбрал. Я избрал свой путь, она – свой. В моем ли праве было навязывать ей другой путь только лишь потому, что мое мнение отличалось от ее? Я понимал ее. Понимал ее агрессию. Я бы тоже взбесился, если бы ко мне пришел некто и стал переубеждать в чем-то, в чем я уже определился до этого.
Я попсиховал в душе, распереживался за Ксюшу, но решил сменить тему, пока Ксюша не загрызла меня сквозь телефон. Я рискнул и спросил, как дела на любовном фронте. Как поживает ее любовь с дачи? Ксюша рассмеялась. Какая любовь? Она даже не ездила на дачу. Практически. Может, пару-тройку раз за все лето. Это место ее больше не интересовало. Скучное и бессмысленное. Такое же, как и сам Дима.
Я молчал. То есть, она все лето была в Москве и ни разу не позвонила. И я спросил ее об этом. Почему? Я тут же услышал очередную порцию гнева. Она ничего и никому не должна, почему от нее вечно все что-то требуют и как все это достало. И завершением тирады стал вопрос, почему я не позвонил ей. А я не хотел отвлекать ее от чувств. Но я не стал говорить об этом. Зато Ксюша сказала, почему я не звонил. Оказывается, она считала меня помешенным на моих глупых цифрах и была уверена на 100 %, что все лето я провел именно с ними, не мог оторваться от них, поэтому 8 скучных и непривлекательных цифр набрать я не мог. В моем теле началось настоящее цунами негодования. Нет! Не правда! Все, что она говорила – не правда! Да, я занимался летом. Математикой. Но я поступал. У меня первый курс. Я-то видел иную дорожку в своей жизни, в отличие от Ксюши, и моя дорожка тесно переплеталась с учебой. Но я никогда не переставал думать о Ксюше.
Этот разговор становился неприятным мне. Действительно, неприятным. И я решил перевести его в другое русло. Я хотел забыть об этом недоразумении. Мы ведь столько уже не виделись, неужели сейчас самое время выяснять, кто прав, а кто нет, сыпать беспочвенными обвинениями и претензиями. Я предложил погулять. Погода была такая потрясающая! Погоде плевать на разборки людей и бардак, кубарем летящий куда-то, в мире. Природа знает свое дело. Она дышит. Я дышал вместе с ней. Полной грудью. Ксюша согласилась.
Ее волосы стали еще длиннее, но оставались такими же черными. Губы измазаны темно-вишневой помадой, а на глазах две жирные линии: на нижних и верхних веках, выведенные черным карандашом. В носу сверкало кольцо. Я пригляделся: насквозь! Кольцо проходило сквозь ноздрю. Я инстинктивно поморщился, представив, насколько это больно. У нее изменились брови. Да их просто не было. Вместо них нарисованные две тонкие полоски. Естественно, черные. Черные ботинки, по колено, на толстой подошве. Черные штаны, похожие на латекс по материалу. Черная кофта в облипку. Сверху еще одна, практически до колен, полы которой развивались на легком ветру. Я терялся в собственных мыслях. Вроде как ее образ черной бестии завораживал меня. Он казался совершенном диким, как гепард в Саване, готовящийся атаковать мирно пасущуюся антилопу. Страшно, но смотреть все равно хочется. Я смотрел и смотрел на Ксюшу, поглощенный ею. И тут же, среди нахлынувших чувств, я вдруг понял, что хочу знать, куда делась та Ксюша, которую я знал уже столько лет. Что же с ней случилось?