Я всегда остаюсь собой - стр. 27
Он посмотрел на меня, и я понял, что моя роль в этом диалоге – второстепенная.
– С каким?
– Пятьдесят тысяч четыреста восемьдесят два, – ответил он с гордостью. – Но тебя, естественно, я не считаю. Мы пытались так и эдак – но выяснилось, что на тебя это не действует. Не страшно. До сих пор люди прекрасно всю жизнь обходились одним-единственным телом. И ты сможешь. Просто береги свое тело и попытайся достичь в нем как можно большего. И купи велосипед, чтобы можно было быстрее добираться из одного места в другое. Да, это не страшно, не волнуйся. А что касается меня, – наверное, я побью рекорд. Говорят, в иерусалимском офисе есть один, который точно так же проверял браслеты и уже обменялся со ста пятьюдесятью тысячами людей! Пусть мне его покажут, пусть покажут, как его зовут, – и тогда поговорим. Но даже если он существует, я еще обгоню его. За всю жизнь у меня будет больше всех обменов.
Он втянул слюну между зубов, уставившись куда-то в угол комнаты напротив. Через несколько секунд он снова посмотрел на меня и сказал:
– Мне кажется, твое дело далеко не так плохо, парень. Может, ты еще спасибо скажешь. Иногда я пытаюсь понять, как на меня подействуют все эти обмены. С самочувствием нет проблем, все как раньше, не подумай, но кто знает, какой будет эффект от этого изобретения. Иногда мне кажется, что частички моей души остаются внутри тел – ну, может, не всех, – в которых я побывал. Такие крошки, которые прилипают. Например, иногда я чувствую, что другое тело изнутри шероховатое, а иногда – что оно холоднее или теплее. От каждого тела – свое ощущение. Иногда кажется, что оно велико тебе на несколько размеров, а иногда – что жмет. И это вообще не зависит от реального роста и размера. Это только… только такое ощущение. Может, это связано с тем, насколько велика душа у человека. Сколько места у нее было в теле, как она там умещалась. Ладно, ладно, глупости. Просто такое особое ощущение. Но ты не расстраивайся. Если уж жизнь тебе дала лимоны – делай лимонад. Поди знай, может, это и к лучшему.
К горлу у меня подступил комок. Я странный. Я другой. Что-то во мне не работает.
– Надо мной все будут смеяться, – вдруг сказал я.
Он взмахнул пальцем:
– Над тобой будут смеяться, только если ты им дашь это делать. Ты еще покажешь им. Будь мужиком. Скажи им: «У меня душа слишком сильная для этого браслета, у меня душа стойкая. Она решила оставаться здесь, в этом теле, – и остается». Ты не можешь быть как все, ты обязан быть собой. И все. Будь собой – классным, сильным, не обращай внимания на других детей. Дети – это такая гадость, даже не с чем сравнить. Я знаю, сам был таким. И у меня трое таких же. Варвары и хулиганы. Не давай им спуску. И помни, что все – у нас в голове. Покажи им, что ты сильный, что тебе плевать на них, и они поверят в это.
Он нагнулся ко мне и поднес палец, испачканный пеплом, к моим глазам:
– Ты, только ты. Ты злейший враг сам себе. Все остальные – так, статисты. Ерунда.
«Но я просто хочу уметь», – думал мой детский мозг. Речь о способности, а не о врагах. О том, чтобы быть как все, а не оказаться единственным исключением. Хаим посмотрел на меня, издал какой-то непонятный глубокий гортанный звук, и ровно в этот момент дверь открылась и рыжий вернулся с еще несколькими разными браслетами в руках.