Я возвращаюсь к себе - стр. 9
Мы ставим стаканы на круглый металлический столик антрацитового цвета и садимся рядышком в беседке.
– Ты в таком состоянии из-за Адели?
– Она тебе сказала?
– Когда говорила, что тебя увезли на скорой.
– И что ты думаешь?
– Ничего.
– Ничего?
– Это ее жизнь, она совершеннолетняя. С недавних пор, но все-таки. И что ты собираешься делать? Заставить ее учиться?
– Вразумить, убедить, что это бред…
Она разговаривает удивительно спокойным тоном, сосредоточенно наблюдая за пчелой, которая ползает по ее ладони. Пчел в саду по-прежнему много. Надо сказать, и цветов полно, цветут по очереди с весны до осени. У племянницы всегда все цветет. Может, дело в ее имени: Капуцина – «настурция». На клумбе вдоль террасы уже распустились хризантемы, на альпийской горке внизу – вереск. Вокруг виллы она посадила разные сорта роз и бережно за ними ухаживает. На краю лужайки, по соседству с фиолетовыми и желтыми примулами, появились первые крокусы. У нее, пожалуй, самый цветущий сад в округе, и последние пчелы находят здесь пристанище. Та, что гуляла по ее руке, только что улетела.
– Попробую с ней поговорить. А тебе бы о себе подумать.
– Думаешь, ей моя забота больше не нужна?
– Думаю, она справится сама. Вполне самостоятельная девочка. Теперь пора позаботиться о себе.
– И об Оскаре. Что-то я последнее время совсем его забросила.
– И об Оскаре, если хочешь. Понимаю: когда ты заботишься о нем, то заботишься о себе.
Пока мы пили апельсиновый сок, солнце ушло за горы. Капуцина смотрела вдаль, но я знал, что, устремив взгляд на горизонт, она заглядывает в свою внутреннюю пропасть. Затем она встала, быстро смахнув со щеки слезинку.
– Извини, я в душ. Захлопнешь за собой дверь?
Скала, которая скрывает, что через трещины сочится вода.
Я ушел.
Глава 8
Соленый душ
Ей нравится запах бега на липкой, соленой коже. Резковатый, терпкий, он говорит о силе ее тела. О бесповоротной решимости. Не меньше ей нравятся и сладкий аромат мыла и ощущение чистоты и новизны, которые следуют потом. Крошечное возрождение после битвы.
Она встает на цыпочки и выглядывает в форточку: дядя уходит, не оглядываясь. Со временем он понял, что, в отличие от сестры, Капуцина не из тех, кто машет из окошка. Чем бесконечно прощаться, лучше покончить разом – разлука и без того дело нелегкое. И все же она провожает взглядом дядю до конца улицы. Сурово, конечно, она его выставила. Но он не против, знает, что ей лучше побыть одной, когда нет настроения.
Она подставляет обнаженное тело под обжигающий душ и смотрит, как запотевает стеклянная перегородка. Брызги пены стекают по ней дорожками, словно бегут наперегонки. Даже у мыльных пузырей есть социальная жизнь. «А ты – ты все бежишь в одиночестве».
Она стоит и стоит под душем. Ну и черт с ней, с экологией. Адели знать необязательно. И все же Капуцина чувствует себя виноватой, несмотря на удовольствие. Она переводит кран на режим тропического дождя. Еще один способ блаженствовать под струями воды, более нежный.
Она задумывается: а много ли места в ее жизни занимает нежность?
Сладость жизни? Не до того. Собранность, сосредоточенность, усердие – вот что от нее требовалось.
Любовная нежность? И для нее не было места.
Сестринская нежность? Адели не обнимала ее с подросткового возраста.
Сладость бега? Преодоление себя, суровое, грубое, резкое.