Размер шрифта
-
+

Я вернусь - стр. 5

– Это тебе, – Василий протянул Богдане три небольшие гвоздики, уже успевшие немного поникнуть на морозе.

На новомодный праздник – День всех влюбленных – торговки ломили такие цены, что за хороший букет ему пришлось бы отдать половину своей шоферской зарплаты. Ну ничего, сегодня ночью он хорошенечко поздравит Даню, от этого она уж точно не откажется.

Людмила Степановна отвела глаза и громче, чем требовалась, принялась стучать ножом по доске, остервенело кромсая луковицу, словно та была виновата в том, что дочь уродилась дурой. Еле-еле смогла окончить девять классов да училище, куда мать пристроила ее за большую взятку. Еще и замуж выскочила за этого клоуна. Что с ней будет, когда Людмила Степановна помрет? А чувствовала она себя все хуже и хуже, но к врачам не совалась, надеялась, что само пройдет.

Богдана уставилась на поникшие гвоздики, и внутри противно зазмеился гнусный червячок зависти. Ну и пусть у Вальки желтое золото и цирконий, выглядит же как бриллиант для тех, кто не разбирается. А может, и правда бриллиант? Ашот-то ее мужик небедный, у него по городу несколько точек с курами гриль и шаурмой разбросаны. Мог и раскошелиться для любимой женщины. А у нее что? За всю жизнь одно кольцо подарил, и то – обручальное, из бабкиных зубов переплавили. Богдана вздохнула и положила гвоздики на стол.

– Данька, ты че такая грустная? – Василий подхватил недоеденный бутерброд и прикончил его в два куска. – Мама, что вы там такое вкусное жарите? Пахнет – отвал башки!

– Еще бы, – фыркнула Людмила Степановна, переворачивая подрумянившиеся куски кролика и прикрывая сковороду тяжелой крышкой, – это потому что мясо свеженькое, домашнее, на рынке куплено за большие деньги, – не удержалась она от шпильки.

– Ой, мама, ну что вы все деньгами меряете, а как же любовь? – Вася подмигнул теще, к которой, несмотря на постоянное ворчание, относился хорошо, и попытался поцеловать жену, но та вдруг уклонилась.

– Дань, ты че? Случилось чего? – удивился Василий.

– Случилось! – голос Богданы задрожал от обиды. – Ашот Вале кольцо сегодня подарил, с бриллиантом!

– Ха, ну так Ашот уже и на десять бриллиантов наворовал, а у скромного водителя откуда такие шиши? Катюша, – крикнул он в сторону комнаты, – а ну прячься, кто не спрятался – я не виноват!

Это была излюбленная игра. Дочка всегда пряталась, когда отец, в котором она души не чаяла, приходил домой. А тот, выждав пять минут, принимался ее искать.

Вскоре из комнаты послышались радостные визги попавшейся дочери, и Богдана виновато посмотрела на мать:

– Ну что?

* * *

На следующее утро, открывая точку, Богдана тихонько напевала – прошлой ночью Вася постарался на славу, и неприятные воспоминания о материнских словах, а также зависть к Вальке улетучились. Тем более та пожаловалась, что с деньгами у Ашота лучше, чем с этим самым.

– О боже, какой мужчина, – мурлыкала Богдана, поднимая крышку контейнера и поправляя слежавшийся за ночь товар. На первый план выставила шубы – их все еще покупали, несмотря на середину февраля. Зиму в этом году обещали затяжную, и мать, в отличие от Богданы, радовалась тому, что заработает денег. А Богдана мечтала о лете, когда можно будет сбросить осточертевший тулуп и валенки и вместо надоевшего горячего чая потягивать прохладный квас.

Страница 5